— Прости меня, — прошептала я. Я не могла пошевелиться. Одна рука была придавлена моим телом, вторая прижата его ногой к моей спине.
— Куда это ты собралась, можно узнать, а? — он рычит почти как дикий зверь, источая животную ненависть.
— Прости меня, — повторяю я. Это все, что приходит мне в голову. — Прости.
Я помню время, когда этого было достаточно, чтобы он помог мне выпутаться из любой беды.
— Хватит талдычить одно и то же, ты, сучка! — сипит он. Запрокидывает мою голову еще больше назад, затем резко дергает вниз. Мой лоб, нос, рот вдавлены в ковер. Слышу жуткий звук, хруст, и чувствую застарелый табачный запах. Я кричу. Во рту вкус крови: я прикусила язык. — Ну и куда бы ты двинула, интересно знать? Водить ты не умеешь. У тебя никого нет. Обычно ты даже не помнишь, кто ты такая. Тебе некуда бежать, просто некуда, ты понимаешь? Жалкая тварь.
Я начинаю плакать: ведь он абсолютно прав! Я жалкое существо. Клэр так и не появилась. Друзей у меня нет. Я совершенно одна, и, как ни чудовищно, могу положиться лишь на монстра, который со мной это сотворил. А главное, завтра — если я останусь в живых — я позабуду и про этот вечер.
Если останусь в живых. Эти слова пронзают мой мозг, и я понимаю, что он способен на все и что на этот раз не так много шансов, что я выберусь из этого номера живой. Меня снова поглощает ужас. Но одновременно я слышу тихий внутренний голос: Ты не умрешь здесь и от его руки. Не здесь. Не сейчас… Что угодно, только не это.
На пределе сил я выгибаюсь и освобождаю левую руку. Потянувшись вперед, я хватаю ножку стула. Он тяжелый, а я под неудобным углом, но все же мне удается вывернуться и со всей мочи закинуть его куда-то за свою голову — туда, где, как мне кажется, должна быть голова Майка. Стул обрушивается с характерным хрустом, и я слышу сдавленный выдох. Майк выпускает мои волосы.
Я оглядываюсь. Он повалился навзничь, закрывая голову руками. Между пальцев струится кровь. Он смотрит на меня сквозь пальцы, как будто ничего не соображая.
Позже я сожалела, что не ударила его еще раз. Стулом, кулаком, чем угодно. Жаль, что я не сделала этого, чтобы обезвредить его окончательно. Тогда я могла бы выбраться из номера, побежать вниз, а может, и вообще в город, постучаться в любую дверь и попросить о помощи.
Но я этого не сделала. Я поднялась на ноги и встала, глядя на него, скорчившегося на полу. «Что бы я сейчас ни сделала, — пронеслось в голове, — он все равно победил. Он отобрал у меня все, даже знание того, что именно он со мной сделал». Я поворачиваюсь и иду к двери.
Со стоном он бросается на меня и наваливается всем телом. Вместе мы врезаемся в комод, потом в дверь.
— Кристин! — кричит он. — Крис! Не бросай меня!
Я высвобождаю одну руку. Если мне удастся открыть дверь, тогда нас уж точно кто-нибудь услышит и придет на помощь, правда?
Он обхватывает меня за талию. Словно неповоротливый, двуглавый великан, мы с ним продвигаемся вперед, точнее, я перемещаю нас обоих.
— Крис! Я же люблю тебя! — кричит он, и этот отчаянный крик, и нелепость этих слов придают мне сил. Я почти добралась. Почти дотянулась до двери.
В этот момент все происходит. Я вспоминаю ту ночь, много лет назад. Я стою в этом же номере, на том же самом месте. Протягиваю руку к двери. Я счастлива, просто невероятно. Стены отсвечивают бледно-оранжевым из-за множества свечей, расставленных по комнате и уже горевших, когда я вошла; на кровати букет цветов, благоухающий ароматом роз. В букете записка: «Я поднимусь в номер около семи, дорогая». Я на секунду удивилась, что это Бен делает внизу, но на самом деле была даже рада немного побыть наедине с собой перед его приходом. Мне надо собраться с мыслями, осознать, что я чуть было не потеряла его, почувствовать легкость от окончательного разрыва с Майком. Понять, как я счастлива с Беном и пойти с ним дальше рука об руку. Как мне могло казаться, что я хочу уйти к Майку? Он неспособен ни на что подобное: устроить романтическое свидание в отеле на побережье, чтобы показать мне, как он любит меня и будет любить всегда, несмотря на все недоразумения. Майк слишком зациклен на «правильности» отношений; я уже поняла это. Каждое действие для него проверка, он словно вычисляет уровень страсти, сколько он дал и сколько получил в ответ, и гармония чем дальше, тем больше его раздражает.
Я поворачиваю ручку, тяну дверь на себя. Бен отвез Адама на выходные к своим родителям. У нас с ним впереди целых два дня, без всяких забот. Два дня наедине.
— Любимый! — говорю я, но слово застревает в горле. На пороге не Бен. Это Майк. Он врывается в номер, я судорожно спрашиваю, что он здесь делает, по какому праву заманил меня в этот отель, чего ему нужно. И думаю про себя: «Ах ты сволочь! Как же ты смеешь играть роль моего мужа? Есть у тебя хоть капля гордости?»
Я думаю о Бене и Адаме, о нашем доме. Бен, наверное, уже беспокоится, почему меня нет. И скоро, очевидно, вызовет полицию. Какая же я дура — села на поезд и приехала в чужой город, никому ничего не сказав! Как я могла подумать, что напечатанное письмо, пусть и сбрызнутое моими любимыми духами, прислал Бен!
Майк заговорил.
— Ты бы пришла сюда ради встречи со мной?
— Ни за что! Между нами все кончено. Я тебе все сказала.
Я смотрю на цветы, на бутылку шампанского в его руках. Вся эта пошлая обстановка романтического соблазна.
— Бог мой! — воскликнула я. — Ты действительно решил, что вот так просто уговоришь меня: принесешь цветы и шампанское — и дело сделано? Думал, я упаду в твои объятия и все вернется на прежние рельсы и станет, как раньше? Ты псих, Майк. Безумец. Я от тебя ушла, слышишь? Я вернулась к мужу и сыну.
Мне не хочется вспоминать дальше. Видимо, в тот момент он нанес мне первый удар, но что происходило дальше, что довело меня до больницы, я не знаю, не помню. И вот теперь я снова в этом же номере. Мы совершили полный круг, хотя лично для меня времени между этими двумя датами не существовало. Словно я и не выходила отсюда.
Я не успеваю добежать до двери. Он бросается на меня как зверь. Я кричу.
— На помощь! На помощь!
— Тихо! — говорит он. — Заткнись!
Я кричу изо всех сил, тогда он резко разворачивает меня и толкает вниз. Я падаю и вижу, как потолок и его лицо плавно уходят вверх, словно занавес. Я ударяюсь головой обо что-то твердое, так больно! Я понимаю, что я в ванной. Поворачиваю голову и вижу черно-белую плитку, край унитаза, бортик ванны. На полу валяется кусок мыла, раздавленный, влажный.
— Майк! — кричу я. — Не надо!
Но он наваливается на меня, сжимает руками горло и без конца повторяет: «Заткнись! Заткнись!» — хотя я уже ничего не говорю, только плачу. Пытаюсь глотнуть воздуха, мои глаза и рот полны жидкостью — слезами, кровью, не знаю, чем еще.
— Майк, — сиплю я. — Я не могу дышать.
Его руки сжимают мне горло, я действительно не могу вздохнуть! Но снова всплывают сцены далекого прошлого: я помню, как он держал мою голову под водой. Помню, как очнулась в больнице на белой постели в больничном халате, а рядом на стуле сидел Бен — настоящий Бен, мой муж. Помню, как женщина в полицейской форме задавала вопросы, на которые у меня не было ответа. Мужчину в голубой пижаме, присевшего на край моей кровати, который смеялся вместе со мной, рассказывая, что я каждое утро знакомлюсь с ним заново. Маленький светловолосый мальчик без одного переднего зуба называет меня мамой. Эти образы наплывают друг на друга. Они пронзают мой мозг. Я больше не могу выдержать. Я хочу потрясти головой, освободиться от них, но Майк держит меня крепко. Он приближает свое лицо к моему вплотную, смотрит на меня безумным немигающим взглядом, он все сильнее сдавливает мне горло, и я вспоминаю: все это уже происходило однажды в этой комнате. Я закрываю глаза.