Он пребывал как раз в той стадии, когда сам себе кажешься трезвым, но уже ничего не боишься.
— Нет проблем, — ответил он и стал рыться в бумажнике.
— Да я сама схожу, — предложила я, потому что мне не хотелось, чтобы Санька увидел сейчас Борис Алексеевич.
— Хорошо, — согласился Санек. — Но плачу я. Это будет мой подарок тебе на день рождения, — и он королевским жестом протянул мне пятисотрублевую ассигнацию.
— Вот спасибо, — улыбнулась я и отправилась в ресторан.
Там все было по-прежнему, только Толян уже был совершенно «хороший», и его голос был слышен издалека.
— Да я вообще до баб не большой охотник! — со смехом заявил он, и я догадалась, что они вспоминают сегодняшний инцидент.
Я купила коньяк и пару бутылок пива и вернулась в четвертое купе.
— А это тебе на утро, — сказала я, показывая на пивные бутылки.
— Вот это я понимаю, — умилился Санек. — Вот это сервис!
— Как в лучших домах, — подтвердила я.
— По этому поводу у меня есть тост, — торжественно провозгласил он и стал разливать коньяк по стаканам.
Я остановила его руку, когда он собрался налить мне чуть ли не полный стакан.
— Понял, — отстранил он мою руку и поставил бутылку на место.
После этого поднял свой стакан и произнес тост.
— Я предлагаю выпить за прекрасных женщин! — сказал он и выдержал довольно долгую паузу. — За таких женщин, как ты, которые не просто красивые и умные, это понятно, но и могут понять мужчину!
После этого он неожиданно поставил стакан на стол и продолжил:
— Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Что?
— Что мужчине нужно, чтобы его понимали. Вот ты, — он ткнул в мою сторону пальцем, — понимаешь, что нужно человеку. Ты принесла это пиво, а это, между прочим, и есть самое главное! А ты думаешь, все бабы это понимают? Таких — единицы! И ты — одна из них! За тебя!
После этого он залпом выпил содержимое своего стакана и через минуту уже далеко опередил своего друга, сидящего в ресторане. Но я дождалась, когда он совершенно потеряет ориентацию в пространстве и времени, и только после этого приступила к решительным действиям.
В последнюю дозу коньяку я добавила маленькую таблеточку, хотя в этом уже не было нужды.
Сразу после этого Санек собрался посетить туалет, куда мне пришлось его сопровождать, за что он был мне бесконечно благодарен и всю дорогу объяснялся в любви.
Наше появление произвело неизгладимое впечатление на проводницу, и она посмотрела на меня новыми глазами: все это совершенно не вязалось в ее представлении с досугом докторов.
На обратном пути я уложила Санька на свою полку без всяких объяснений, поскольку ему это было уже безразлично, накрыла покрывалом и, потушив свет, оставила почивать.
До закрытия вагона-ресторана оставалось около полутора часов, и, если бы не наличие в природе Бориса Алексеевича, я работала бы совершенно спокойно. За это время можно обыскать целый вагон, но одна мысль о возможности его неожиданного возвращения заставляла меня действовать со сверхзвуковой скоростью.
Не зная наверняка, какие из вещей принадлежали Анатолию, а какие Саше, я вынуждена была «шмонать» все подряд, не забывая о возможных потайных местах от пола до потолка.
С тщательностью криминалиста я изучила каждую складку на одежде того и другого, вывернула наизнанку каждый носок и открыла каждый тюбик в их чемоданах, но ничего не нашла. От напряжения вся покрылась потом, поскольку дверь в коридор открыть я не могла, а кондиционер в их купе, похоже, не работал.
У меня уже почти не оставалось времени, когда я заперла последний чемодан, и все это не принесло сколько-нибудь ощутимого результата. Неизученной осталась только невзрачная сумка, с которой Санек ходил в Челябинске за пивом. И я полезла в нее только от безысходности, не надеясь там найти ничего, кроме грязных носков и пустых бутылок.
И действительно обнаружила и то и другое, но, приподняв твердую прокладку на дне сумки, едва не выронила ее из рук от неожиданности: под этой прокладкой плотными рядами лежали прозрачные пакеты с белым порошком. С первого взгляда было понятно, что это КОКАИН!
Но этого же просто не могло быть!
«Зачем японским спецслужбам кокаин? Они что там, все наркоманы? Или у себя в Японии они не могут найти этой гадости?» — думала я.
— Это мел, — произнес голос Бориса Алексеевича за моей спиной, и я все-таки выронила эту проклятую сумку.
У него в руках был какой-то металлический предмет, который я поначалу приняла за пистолет и чуть не выбила ногой, вернее, собиралась сделать, но вовремя сообразила, что это был обычный железнодорожный ключ, с помощью которого он и открыл дверь купе за моей спиной.
— Это мел, — повторил Борис Алексеевич. — И я убедительно прошу вас положить сумку на место.
Он совершенно не напоминал сейчас агента вражеской разведки и говорил совершенно спокойно и доброжелательно.
Я вернула прокладку на место, сложила в сумку в художественном беспорядке носки с бутылками и поставила ее на прежнее место между двумя чемоданами.
— Где он? — убедившись, что в купе все на своих местах, спросил Борис Алексеевич.
— Санек? — уточнила я. — Спит в моей комнате.
— Ну, слава богу, — облегченно вздохнул он. — Он что-нибудь соображает?
— Вряд ли, — ответила я. То же самое я могла сказать сейчас и про себя.
Борис Алексеевич отправился в мое купе и через минуту принес оттуда спящего Александра. Он держал его бережно, как ребенка, боясь потревожить «чуткий» сон.
— Идите к себе и никуда не выходите до моего прихода.
— А вы далеко?
— За его соседом, он немного перебрал в ресторане, — сказал Борис Алексеевич и отошел на несколько шагов, потом вернулся и настойчиво повторил:
— Идите к себе, сейчас я зайду к вам и все объясню.
Хотела бы я видеть себя со стороны в этот момент! А еще лучше сфотографировать скрытой камерой. Я бы сохранила это фото на всю жизнь, а может быть, повесила бы на стену, сопроводив надписью: «Юля-дура».
На то, чтобы принести и уложить на полку Толяна, Борису Алексеевичу потребовалось чуть больше двух минут.
Я не выдержала и вышла встречать его в коридор.
— Пойдемте ко мне, — предложил он. — А кстати, не захватить ли нам коньяк у наших друзей? Им он вряд ли сегодня понадобится, а там, как я заметил, еще почти полбутылки.
Я стояла как зачарованная, и Борис Алексеевич вынужден был повторить предложение:
— Будете пить со мной коньяк?
— Буду, — ответила я, надеясь, что коньяк поможет мне выйти из теперешнего состояния.