Вышла, прошлась, вслушиваясь в ночной гул никогда не спящего города, постояла, запрокинула вверх голову, подставив лицо медленно падающим снежинкам.
«А для чего на этот раз ты меня закрыла, Ритуля? Чтобы так мучиться сомнениями, сердце рвать? Думать о себе черт знает как – что плоха, неинтересна, или порочна, раз с ходу – к мужику в объятья! Чувствовать себя отвергнутой…»
Конечно, она проспала поход с детьми на каток и в киношку, вернувшись домой только под утро. Ритка возмущалась в телефонную трубку, Зинаида что-то спросонья мямлила непонятное. Встала, с трудом уговорив себя, послонялась по дому, принялась было за какие-то дела по хозяйству, бросила – ничего делать не хотелось.
До Ритки добралась только к обеду. И там ей объяснили, для чего, собственно, подруга закрыла ее – случилась «большая любовь в темноте!»
А начала мама.
Светлана Николаевна ошарашила дочь заявлением:
– Да и слава богу! Где это видано: дожить до тридцати пяти лет и ни разу не любить по-настоящему!
– Ма, если помнишь, я была замужем! – возразила Зина.
– Да где ты там была? – возмутилась Светлана Николаевна. – Это ж ерунда, а не замужество! Леша этот твой был – ни о чем, девичий протест за компанию с Ритой. И Костя твой был ни о чем, так, не то семья, не то работа вне кабинетов! Об остальных кратковременных романах даже говорить не хочу.
– То есть тебя радует, что я тут вся в сердцах разбитых, сомнениях и соплях? – завелась Зинуля.
– А почему нет? – воинствовала мама. – Это тоже часть жизни! Та сторона, о которой тебе ничего не известно! Живешь, словно любви боишься.
– Да ничего я не боюсь! – возмутилась Зина.
– Все боятся, – погладила Зинулю по голове бабушка Сима. – Таки все боятся быть обманутыми, брошенными, нелюбимыми. У молодости все это – головы от бычков, мусор… А що! Уся жизнь спереди, и я такой увесь добро на выданье, що бояться! С этим не сложилось, таки с другим та-а-ака любовь станется! А с годами, когда человек мудреет и побили его жизнью, как моль шубу, и лет тебе уже не рядом у двадцати, то каждый осторожничать начинает, оберегает себя от душевной боли…
– Та ладно, мама! Когда у нас Зинуля чего боялась! – активно возразила тетя Соня. – Я тебе вот что скажу, Зиночка: мы все такие умные, и про последствия и безопасное поведение знаем, и что к чему приводит, знаем еще лучше! Ну, и таки скажи мне, кого и когда знание закона освобождало от соблазна?
– А поподробней, дорогая, – рассмеялся Аркадий Петрович, – расскажи-ка мужу, от каких таких соблазнов тебя не остановило знание закона?
– Аркаша! – радостно-наигранно всплеснула руками тетя Соня. – Ты ревнуешь? Может, поедем домой, выясним отношения?
– Позже, дорогая, – молодо сверкнул глазами дядя Аркадий, – надо же сначала помочь Зиночке.
– Так ей сейчас только внезапное появление Захара Игнатьевича с явными признаками влюбленности на лице поможет! – вставила Ритка. – Можете смело ехать домой за отношениями!
– Мужчина может уполне чего-то опасаться, – двинул идею дедушка Лева, – или иметь у голове некий план.
– Какой план, дедушка? – возмущалась Ритка. – Що там может быть у голове, если он потерялся подальше от такой женщины?!
– Стратегический! – многозначительно подняв указательный палец вверх, настаивал дедушка Лева. – Может, он готовит нечто щикарное и поражающее, щоб ураз завоевать даму сердца!
– Ну, да! – выказала сомнения бабушка Сима. – Такой же план, как ты осуществил, надрав розы с клумбы, и пришел делать предложение сердца, приведя следом двух милиционеров, которые тебя зараз и заарестовали на глазах у любимой! И нет бы клумбу нашел где-то у закуте, как будто роз у Одессе мало! Таки нет! У центре, на глазах у идущих за своими делами!
– Там розы были самые щикарные, в самый раз для тебя, Симочка! – мечтательно улыбнулся дедушка Лева.
– Таки штраф и пятнадцать суток, «жить начала счастливая семя»! – дорисовала концовку романтической истории бабушка Сима.
– А ты носила мне пирожки с компотом и сидела на лавочке – любовалась моим умением мести улицы!
– Эй, що за вечер воспоминаний! – призвала их к порядку Ритка. – Эти про розы, эти про соблазны! У нас Зинуля в осадке! Что делать?
– Ничего не делать! Ждать, – предложил Зиночкин папа. – Если, как вы обе утверждаете, он мужик серьезный и нормальный, то объявится, а нет – так и фиг с ним!
– Теть Зин, а чо ты паришься?
Сидевшие за столом дружно развернулись к двери на такую «конкретную заяву» тринадцатилетней Ники. Девица зашла за чем-то в кухню, да так и осталась стоять, живо заинтересовавшись разговором взрослых.
– Возьми да сама позвони! Конечно, это отстой, самой парню звонить, зато все сразу выяснишь! Так и спроси: либо ты со мной встречаешься, либо, как сказал дядя Гена, пошел на фиг! И все дела!
– Радика-а-ально, – протянула тетя Соня.
– А что вы тут без нас обсуждаете!? – вломился в кухню, отодвинув сестру с прохода, активный мальчик Сева.
– Ты еще маленький – такое обсуждать! – назидательно пояснила старшая сестрица брату.
– Как конфеты не есть или, вон, с Адкой возиться, так большой, а как дела какие важные, так маленький! – возмутилось столь вопиющей несправедливостью дитя.
– Тетя Зина влюбилась, а мужик ей не звонит. И что ты можешь про это знать или подсказать? – голосом строгой воспитательницы наставляла Ника.
– Так чего проще? – сильно удивился взрослой глупости пацан и плечиками пожал, подчеркивая явную простоту решения проблемы. – Зашлите к нему маму, так он сразу и позвонит, и полюбит, и попросит в больнице навестить, какие проблемы!
– Еще более радикально, – еле сдерживая смех, оценил предложение Геннадий Иванович.
– Может, нам еще у Адочки совета спросить? – предложила Зина.
– Ей некогда, – серьезно отказался от этого совещательного голоса Севочка, – она раскручивает мамин фен, это гораздо интереснее, чем складывать кубики!
– И кто ей этот фен дал, Севочка? – мягко поинтересовалась Ритка.
– Я! – бил рекорды честности сын. – В рамках ознакомления с технической стороной жизни.
– Ну а теперь, в рамках предупреждения наказания, пойди, собери обратно то, что она разобрала, и отнеси назад, в ванную.
Севочка отмахнулся пренебрежительно ладошкой, как от совершенно незначительной, отвлекающей ерунды:
– Его уже не соберешь, а у нас тут у тети Зины жизнь рушится! Ну, ты что, мам!
Ритка жестом трагедийной звезды немого кино хлопнула ладонь на глаза. Зинаида отвернулась и стала смотреть в угол, сдерживая смех. Светлана Николаевна зажала ладонью рот, папы стоически сдерживали улыбки. Тетя Соня хихикала, уткнувшись лицом дедушке Леве в плечо, активно начавшего ковырять что-то в тарелке, чтобы не смотреть на правнука. Бабушка Сима беззвучно хохотала, от чего ее необъятный бюст колыхался из стороны в сторону.