– Да ви що!
Так добродушно отвечала им Сонечкина родня, мягко усаживая за стол, потчуя фаршированной рибкой (именно так, через «и»), фирменным борсчем (именно так, через «сче») из уточки, с пампушками, домашней наливочкой под соленья-маренья и рибку домашнего же засола, и это было только начало!
– Та зачем нам с вами этого надо? – подливая и подливая «у рюмочки» знатной на усю Одессу наливочки. – Що та Москва?! Пильно, душно, народ-машины… То ли дело у нас! Ми такую свадьбу загремим! Опять-таки хрукты, овощи, море, а как тетя Сара готовит!! Цимус! Ви такого у жисть не распробовали!
Уболтали, заболтали, затрындели все московские резоны! Не дали перехватить инициативу. А то – только пусти в ту Москву дочь, и девочка останется не при муже!
Вместо положенных трех месяцев ожидания в загсе, через Левушку Гринберга и его маму («дай бог ей здоровья!»), «вишли» на Фаину Абрамовну у горисполкоме («и ей не хворать!»), а она «спустила» приказ – и «детей» расписали через две недели.
Ото пол-Одессы гуляло!
А що бил за стол, я вам скажу!
Передаваемые с рук на руки, как эстафета, от одних родственников к другим, родители-Ковалевы, закармливаемые гостеприимством до икоты и колик, убаюканные активным отдыхом с рыбалкой, морем, шашлыками и выездами на разнообразную природу, не успели сообразить, как оказались на регистрации брака родного сына в Одесском загсе.
Мечта об альтернативном «меньшем зле» в лице дочери якутского оленевода Бельдыева растаяла призрачным дымком, тюкнув реальностью по сознанию в виде громкого «горько!» и поздравлений молодым с законным государственным разрешением на активный секс и размножение.
Серафима Моисеевна, бабушка Ритки, обладала уникальным даром рассказчицы, обогащенным умением посмеяться, прежде всего над собой, насыщенным непередаваемым одесским диалектом и красочностью описания событий. Зинуля с Риткой могли часами, открыв рот, слушать ее истории о родственниках и знакомых и обливаться слезами от хохота. А как она рассказала про эту свадьбу!
За свадебным столом, во время набирающего обороты разгуляева, одна из подруг Серафимы Моисеевны с плохо скрываемой завистью поинтересовалась:
– Симочка, а как вам таки удалось оторвать себе такое счастье: мальчика с русской фамилией и московской пропиской?
– Измором! – честно и весело призналась Серафима Моисеевна и хлопнула за «такое счастье» наливочки.
Отгуляв свадьбу, дети уехали жить в Москву.
А куда? Не в Одессе же париться!
А неисчислимая родня осталась и дальше проживать на берегу Черного моря, что не помешало ей помочь молодым приобрести кооперативную квартиру в Москве. Это, кстати, мгновенно примирило московских родителей и родственников жениха с выбором невестки. А когда родилась Ритуля, путем сложных переговоров-обменов, через многочисленных знакомых и родственников знакомых, осевших в Москве одесситов, родителям Сони удалось поменять первоначальную кооперативную квартиру на гораздо большую в центре.
Одесские родственные связи, хочу вам заметить, это великая движущая сила «у во всем мире, щоб ви знали»!
Имелись у семьи и свои «стратегические» запасы на черные дни, но это отдельная история, из серии семейных преданий, которую надо рассказывать отдельно, смакуя и радуясь.
Кстати, о преданиях – первая поездка Зиночки в Одессу!
Девчонки окончили первый класс, на удивление – без телесных повреждений и особых потерь для Зинули, если не считать гибель новой школьной формы, пары сандалий и так, по мелочи: банты, гольфики, учебники и стопка тетрадок, не говоря уж про ручки, карандаши и пуговицы…
Ритулю, как водится, не зацепило вовсе.
Встал насущный вопрос о летнем времяпровождении детей. Ковальчуки собирались отправить Зинаиду на дачу к бабушке с дедушкой, папиным родителям – «прекрасные шесть соток», рядом лес, озеро, природа, одним словом, а в июле – в пионерский лагерь. Наши барышни выступили одним ревущим фронтом, категорически отказываясь расставаться хоть на день:
– Я без Зиночки пропаду-у-у! – рыдала Риточка, хватаясь за подругу.
Факт, между прочим, неоспоримый – пропадет! Постоянное присутствие Зинули рядом в разы уменьшало непредвиденно-травматические происшествия для окружающих.
– Я Риточку не оставлю! – вторила Зина, пуская слезу, но более скупую.
– Та какие проблемы! – воскликнула бабушка Сима и обратилась к родителям Зиночки:
– Светочка, Гена, отправим девочек у Одессу на усе лето!
– Как это? – насторожилась Светлана Николаевна.
– Поездом, – пояснила бабушка Сима. – Мы с Левочкой и девочки с нами.
– Ну, не знаю… – сильно засомневалась мама Зины. – Здесь хоть мы за ними присматриваем, сдерживаем как-то…
Это надо было так понимать, что Риточка там, в Одессе, на свободе, угробит беззащитную Зиночку окончательно.
– А куда нам еще смотреть? – удивилась Серафима Моисеевна.
– Да ви не сомневайтесь, Светочка! – присоединился к уговорам дедушка, Лев Абрамович. – Ми глаза только на них держать будем! И хочу вам сказать: таки море, солнце, фрукты, и таки свежие! А ви себе спокойно отдохнете от дитя!
Ну, и уговорили ведь! В начале лета, в июне, родителям удалось навестить дочурку, приехав на недельку. Успокоенные увиденным, оглушенные одесским гостеприимством, загоревшие, родители Зиночки вернулись домой, оставшись «уполне» довольными правильным летним оздоровлением своего ребенка.
Казусы начались по возвращении чада в конце августа.
Встречать Зиночку отправился папа, взявший по такому случаю отгул на работе, мама же отпроситься не смогла и при важном событии не присутствовала.
Папе пришлось единолично перенести потрясение.
Начнем с того, что своего ребенка он не узнал!
Зиночка стояла на перроне, охраняя уже вынесенную из вагона часть багажа, чуть опоздавший к приходу поезда папа мягко отодвинул ее с дороги и пытался попасть в вагон сквозь выходящих из него пассажиров.
– Папа, ви куда? – услышал Геннадий Иванович знакомый голосок.
Он обернулся – и офонарел!
Вместо малюсенькой худющей доченьки с прутиками ножек-ручек, белокожей дюймовочки с темно-русыми, не самыми густыми волосиками, на него знакомыми серыми глазами-блюдцами взирала упитанная, сбитенькая такая, загорелая до шоколадного отлива девочка с выгоревшими на южном солнце волосами, приобретшими объем и красивую шелковистость.
– Зиночка, это ты? – ошарашенно спросил папа, у него даже голос охрип от потрясения.
– Таки ви знаете: да, это ваша Зиночка! – подтвердил его предположение вышедший из вагона Лев Абрамович.
Дальше – больше!
Мама, которой все-таки удалось уйти пораньше с работы, встречала их дома горячим обедом и ошарашенным взглядом – узнать-то она дочку, конечно, узнала, но таких метаморфоз не ожидала никак!