Видно было, что люди волновались. Григорий переждал минуту, потом вновь поднял руку:
– Все, что вы сказали, это тьфу! – демонстративно плюнул он. – Бомжи, я имею сказать настоящую новость. Бомжи, мы живем вовсе не в Советском Союзе. Вы, оказывается – граждане независимого и суверенного государства Молдавия!
Несколько минут люди, ошеломленные, молчали. Наконец, один из мужчин сорвал с головы женскую соломенную панамку и завопил, что есть мочи:
– Виват!!!
* * *
– Ну, скажи. Скажи. Ну, пожалуйса! Давай!
Сергей, отдуваясь, лежал на диване, держа руку на лбу Натальи.
– Говори, давай!
– Ну, хорошо, – улыбнулся он. – Блядь.
– Нет, – капризно скривила губы она, – жестче. Ты – блядь. Давай.
– Ты – блядь.
– Петреску, – вздохнула она, – у тебя получается без души. Как будто, «ты – в форме». Или «ты – на туфлях с высоким каблуком».
– А что, – задумался Петреску, – ты и в самом деле в туфлях на высоком каблуке пришла?
– Бог мой, – застонала Наталья, – трахаешься ты хорошо, а вот с оформлением… Да еще и тугодум.
– Какой есть, – обиделся лейтенант.
– Так вот, – она освободилась от его объятий, – пришла я действительно в туфлях на высоком каблуке. Сейчас вот отдохнем, я их надену, а ты – свой несчастный – разнесчастный китель, и снова будем трахаться.
– Китель не надену, – смеялся лейтенант, – я в нем себя буду чувствовать, как на планерке у начальства.
– Ох, Петреску…
– Не называй меня по фамилии, ладно?
– Ладно, лейтенант. Убери с меня ногу. Тяжелая.
«Какая есть», чуть было не сказал Сергей, но вовремя сдержался. Беседуя с ней, он всегда чувствовал себя в проигрыше. Не так, как в постели. Отдавалась она умело и самозабвенно. Для лейтенанта, считавшего до сих пор самым извращенным моментом своей половой жизни тот день, когда одна из его подружек напялила перед сексом чулки в крупную сетку (ты понимаешь, зачем в крупную? – мурлыкала она) Наталья стала просто ошеломляющим открытием.
– Странная ты какая-то, – сказал он ей после первой встречи, – все девушки как девушки, замуж выйти хотят, а ты – нет.
– А зачем? – она красила губы, чуть согнув ноги, чтобы видеть лицо в зеркале, низко висевшем на стене. – С кем хочу, с тем и вожусь. Рано или поздно найду любимого.
– Почему не ждать его просто так? – пустился в морализаторство Петреску.
– Разницы, – закончила она с губами, и занялась ресницами, – никакой. Никакой совершенно, милый.
Квартира, где они встречались, принадлежала, по словам Натальи, ее тете. Старушку Петреску никогда не видел, но выяснять, существует ли она вообще, ему было лень. Пока лейтенанта устраивало все.
– Знаешь, – повернулся он к девушке, – с тобой я теряю навыки.
– Это как? – она зажмурилась, и погладила его волосы.
– Не запоминаю, во что ты одета, как выглядишь. Упускаю детали туалета.
– Это очень важно?
– Для полицейского, конечно.
– Что тебе эта полиция сдалась? – безучастно спросила она.
– Рано или поздно, – Петреску перевернулся на живот, – я стану министром. А там и до премьер-министра недалеко. А там – и до президента…
– У меня был любовник, – вспомнила она, – какая-то шишка. Тоже, кажется, из полиции. Или военный. Не уточняла.
– Вот как, – равнодушно ответил Петреску, стараясь не ревновать, – вот как…
– Я его бросила. Он был интересным только вначале. А потом испортился, стал называть меня молочной кукурузой, – представляешь?! – и хотел, чтобы я стала его женой, или, в крайнем случае, официальной любовницей. А это неинтересно. Вот и бросила.
– Ты, я вижу, всех бросаешь.
Наталья вскочила с кровати, и бросилась к стулу. Мгновение спустя она, в фуражке Сергея, сидела на его ягодицах, прихлопывая парня по спине, и говорила:
– Да, будущий господин министр. Так точно, мой премьер. Разрешите хлопнуть вас по заднице, мой президент? Позвольте?
Сергей, смеясь, перевернулся, и сбил с нее фуражку.
– Ты в ней на эсэсовца похожа, – объяснил он, но Наталья его уже не слушала.
– Скажи, – она опускалась все ниже, – что я твоя шлюха.
– Скажи, – повторил он, – что я твоя шлюха.
– Свинья, – Наталья коротко засмеялась, и продолжила скользить вниз. – Жалко, что ты не негр. Всю жизнь мечтаю трахнуться с негром.
– Вот шлюха! – вполне искренне и возмущенно бросил Петреску. – Блядь!
В благодарность Наталья накрыла его мягким ртом.
* * *
– А, пленку принесли, – радостно потер руки Танасе, – давайте-ка ее сюда, и покиньте кабинет.
Майор Эдуард, склонив голову, выполнил распоряжение начальника, и направился к выходу, как вдруг, Константин, вспомнив, окликнул его.
– Погодите, Эдуард! Как, кстати, агент, которого приставили следить за Петреску? Как он, справляется?
– Петреску, – подумав, ответил Эдуард, – справляется, конечно, ведь полицейский он хороший.
– Да не Петреску, идиот! – взревел Танасе, – Я имею в виду агента.
– Вы сказали, – неожиданно спокойно начал майор, – следующую фразу, мой директор. «Как, кстати, агент, которого приставили следит за Петреску? Как он, справляется?»
– И что? – тупо спросил Танасе.
– В данном случае местоимение «он», – терпеливо, тоном учителя, продолжал майор, – следует за существительным… пардон, за именем собственным. Петреску, затем – «он». И, стало быть, ваша фраза была неверно сконструирована, вследствие чего вы получили не удовлетворивший вас ответ. Кстати…
– Что? – челюсть Танасе опускалась все ниже и ниже.
– Вот если бы вы сконструировали вопрос следующим образом: «Как, кстати, поживает приставленный за Петреску агент? Как он, справляется»?…
– То? – озадаченно спросил Танасе.
– То местоимение «он» стояло бы после существительного «агент», и, следовательно, относилось бы, – победно закончил майор, – именно к нему!
Танасе побледнел и сжал кулаки. Несколько секунд мужчины молчали.
– Пошел. Вон, – шепотом сказал Константин.
Майор, знавший, что в гневе Танасе не кричит, а шепчет, пулей выскочил из кабинета. Но Константин еще успел бросить вслед подчиненному пикантный гипсовый бюстик Маты Хари с обнаженными грудями. На левой груди кто-то из предшественников Танасе пометил сосок как мишень в тире. Танасе было очень жалко бюстик, но тот разбился, попав майору в голову. Эдуард, с приглушенными проклятьями, закрыл дверь.