С Папашкой номер не прошел – его гвоздик, вместо того чтобы вздыбиться от возбуждения, понурился, а сам хозяин захрипел в приступе астмы. Мне же и пришлось откачивать.
Удовольствия мало, а страху натерпелся. Потом пришлось объясняться. Сказала, что узнала о таком способе из Интернета, в разделе на «У», утехи сексуальные. Мол, захотелось доставить ему высшее наслаждение. Он объяснение скушал, но попросил к искусственным методам не прибегать – ему более чем достаточно того, чем наделила меня природа.
До чего же живуча во мне память о клинической смерти, которая произошла при рождении и о которой любила рассказывать мамочка! Душа хранит светлые воспоминания о счастливом событии, и поэтому мне доставляет наслаждение знание о близкой смерти жертвы?
Натура моя настолько сложна, что трудно разобраться в собственных ощущениях.
Прежде чем приступить к финальному броску, предстояло проделать еще один трюк. Он должен на мне жениться и составить завещание в мою пользу. Думаю, сделать это будет не сложно – детей у него нет, есть престарелая мамаша-аристократка, с которой он в контрах, тоже, похоже, не бедная? – живет в замке, в Италии, на берегу озера. Почему в контрах, не говорит. Жаль. Можно было бы попытаться приручить и бабульку, развести на «бедную сиротку», которая любит ее сына как отца и саму ее будет любить от всего своего нежного сердечка. А потом выстрелить: сын собственной дочке и, соответственно, ее родной внучке вдувает... хи-хи-хи... Пусть порадуется старая ведьма, может, тоже кондрашка хватит...
Я облизнулась от предвкушения.
– Вкусно? – с умилением спросил козел.
– Очень. А будет еще вкуснее, – ответила хитрая козочка. – Ты мой хищник, а я твоя прихихищница...
Козел чуть не заблеял и, пустив слюну, стал на глазах превращаться в жеребца. Вернее, в старого мерина...
Пришлось поелозить по нему этой ночью. Он хлюпал подо мной как болото...»
Вера стоит на балконе своей квартиры, с высоты которого открывается захватывающий дух вид на подернутый поволокой город, на желто-красные крыши домов, покрытые редкой зеленью холмы и порт, о создании которого позаботилась природа. Городок выглядит пустынно в это время года – отдыхающих мало, а местные жители без дела по улицам не шляются.
В руках у Веры большая кружка, из которой струится дымок свежесваренного кофе. Она одета в пижаму и мужской бесформенный халат. Вид у нее усталый, вокруг глаз черные круги.
После недолгого колебания Вера возвращается на кухню и выливает в раковину кофе с молоком. Затем вынимает из кухонного шкафчика большую железную банку, на которой написано «мука», а из нее – бутылку виски, наполовину опустошенную. Не сполоснув кружку, наливает порцию напитка. Рука еле заметно дрожит. Быстро выпивает. Поколебавшись секунду, собирается налить еще. В этот момент на пороге кухни появляется Митя. Он заметно подрос.
– Мама! Опять! Ты же обещала!.. – он строго, подражая отцу, сдвигает брови.
– Все в порядке, мой мальчик, – говорит Вера виновато, пряча бутылку. – Завтрак готов. Скоро автобус в школу. – Она целует его в макушку. Потом берет коробку с кукурузными хлопьями, высыпает в тарелку и заливает молоком.
Вечер. В темноте гостиной, слабо освещенной луной, еле различим силуэт Веры, спящей на диване в неудобной позе, со свесившейся рукой. Рядом, на полу пустая бутылка из-под виски.
Слышен звук открываемой двери.
В комнату входит Сорочин. Зажигает свет.
Вера просыпается, поднимает голову, с трудом садится.
– Савва... это ты...
– А если бы это был не я? – говорит он. – Ты же знаешь, случиться может что угодно. И застать тебя, вечно пьяную, им ничего не стоит. Ты погубишь нас всех.
Вера сидит в виноватой позе, опустив голову.
– Ты же мне клялась! – говорит Савелий устало. – Ребенком!
– Я и себе клялась... – Вера поднимает на него глаза, полные слез и страха. – Это ты... ты нас губишь... Это из-за тебя мы рискуем жизнью. – Слезы беспомощно льются у нее из глаз. Она их не вытирает. – Ты тоже обещал остановиться... перестать работать сразу на все разведки мира... Нельзя одновременно быть генералом на всех свадьбах и покойником на всех похоронах. Хватит! Мне страшно. Я боюсь всего... телефонных звонков, соседей, машин на улице. Я все время одна. У меня нет дома. Я не могу больше метаться из страны в страну. Просыпаясь, я не знаю, в какой точке мира нахожусь... А тебя никогда нет рядом! Никогда!
Савелий подходит к Вере, садится рядом, пытается обнять. Но она резко высвобождается. Демонстративно берет бутылку с пола и опрокидывает в себя оставшиеся несколько капель алкоголя.
– Я не могу вот так все бросить. Нужно подготовить отход. У меня есть обязательства перед людьми.
– У тебя перед всеми есть обязательства, кроме меня. – Вера вытерла наконец слезы и высморкалась в не очень чистый платок, который достала из кармана халата.
– Послушай, Вера! Я делаю то, что должен делать. Ты знала, на что шла.
– Господи! Я так любила тебя, Сорочин! – говорит Вера пьяно. – А теперь... теперь...
– Тебе надо лечиться. Пройдешь курс в клинике. Я уже договорился. Митю я отдам на это время в закрытый пансион. Он будет в безопасности.
– Нет... Ты не сделаешь этого, Савва, – жалобно говорит Вера. – Только не это. Митя – все, что у меня осталось. Я тебе его не отдам.
– Это временно, Вера. Пока ты не вылечишься.
Вера, протрезвев, прищурившись, смотрит Савелию в глаза.
– Ты победитель, Сорочин, да? Тебе ведь все равно, кого побеждать – врага, женщину, самого себя, – лишь бы чувствовать себя победителем. Но в один прекрасный день ты останешься одиноким волком, победившим всех.
Вера, привлеченная шумом резко остановившейся машины, выходит на балкон и смотрит вниз. У подъезда незнакомый ей большой «форд». Из машины выходит Сорочин с мужчиной в шляпе, перчатках и с саквояжем. Вере показалось, что она видела его однажды. Не могла припомнить, при каких обстоятельствах. Вид его, во всяком случае, ей не понравился – зловещий зкзекутор. Савелий поднимает голову, видит Веру и приветливо машет ей рукой.
Мужчины входят в подъезд.
Вера быстро идет к входной двери и закрывает ее на все внутренние замки и засовы. Потом, собрав силы, придвигает к двери большой обеденный стол. Ставит на него стул. На стул – телевизор.
Раздается звонок. Вера прислоняется спиной к дверному косяку, закрыв лицо руками. Звонок звонит долго, требовательно. В то же время дверь пытаются открыть ключом.
– Вера! Открой! Пожалуйста, не глупи! Мы же договорились! – Голос Сорочина звучит ласково, но настойчиво.