— Ну, тогда у меня есть шелковое зеленое. Пожалуй, выбор даже слишком велик.
— Мне хочется знать, что ты наденешь, — нервно сказала миссис Хейл.
Маргарет тотчас же уступила:
— Мама, давай я примерю платья одно за другим, а ты сможешь посмотреть, какое подойдет лучше?
— Да! Наверное, так будет лучше всего.
Маргарет так и поступила. Ей показалось весьма забавным наряжаться в вечерние платья в столь неурочный час, и она, смеясь, покружилась перед матерью в своем белом шелковом платье, так что юбка образовала колокол, а потом торжественно удалилась, выступая как королева. Но когда она увидела, что эти чудачества расцениваются как помеха серьезному делу и раздражают миссис Хейл, она сразу присмирела. В глубине души она находила, что странно и нелепо так волноваться из-за выбора платья. Но в тот же самый день, зайдя навестить Бесси Хиггинс, она упомянула о приглашении Торнтонов, и Бесси даже приподнялась на постели, услышав новость.
— Боже! Вы пойдете к Торнтонам с фабрики Мальборо?
— Да, Бесси. Чему ты так удивилась?
— О нет. Просто к ним ходят все первые люди Милтона.
— А ты считаешь, что мы не вполне годимся на роль первых людей, да, Бесси?
Щеки Бесси слегка порозовели, оттого что ее мысли так легко угадали.
— Знаете, — сказала она, — они так много думают о деньгах, а вы, я полагаю, зарабатываете не очень много.
— Да, — ответила Маргарет, — это правда. Но мы образованные люди и жили среди образованных людей. Что удивительного в том, что мы приглашены на обед к человеку, который признает себя ниже по положению, чем мой отец, и приходит к нему учиться? Но я не хочу принизить мистера Торнтона. Не многие помощники лавочника сумели бы стать тем, кем стал он.
— Но вы же не будете устраивать ответный прием в вашем маленьком доме? Дом Торнтонов в три раза больше.
— Ну, я думаю, мы сумели бы устроить для мистера Торнтона ответный прием, как ты это называешь. Возможно, не в таком большом зале и не с таким количеством приглашенных. Но я не думаю, что это так уж важно.
— Я и представить себе не могла, что вы будете обедать с Торнтонами, — ответила Бесси. — Просто там обедает сам мэр, члены парламента и им подобные.
— Я думаю, я бы выдержала честь знакомства с мэром Милтона.
— Но дамы там одеваются так роскошно! — сказала Бесси, глядя с беспокойством на ситцевое платье Маргарет, материал которого она опытным милтонским глазом оценила в семь пенсов за ярд.
На лице Маргарет заиграли ямочки от веселого смеха.
— Спасибо, Бесси, что подумала о том, как я буду выглядеть среди всех этих элегантно одетых дам. Но у меня есть много великолепных платьев. Неделю назад я бы сказала, что они слишком великолепны для того, чтобы я захотела их снова надеть. Но поскольку я иду на прием к Торнтонам и, возможно, познакомлюсь с мэром, я надену свое лучшее платье, будь уверена.
— Что вы наденете? — спросила Бесси с каким-то облегчением.
— Белое шелковое платье, — ответила Маргарет. — Платье, которое я надевала на свадьбу кузины год назад.
— Это подойдет! — заметила Бесси, откидываясь на спинку стула. — Я бы не хотела, чтобы на вас смотрели свысока.
— О! Я буду выглядеть прекрасно, если это спасет меня от высокомерных взглядов.
— Как бы мне хотелось посмотреть, как вы будете одеты, — сказала Бесси. — Вы не из тех, кого обычно считают хорошенькими: ни белоснежной кожи, ни румянца. Но знаете что, я видела вас во сне задолго до того, как встретила вас.
— Чепуха, Бесси!
— Да, точно видела! Те же черты лица — ваш чистый, пристальный взгляд из темноты… ваши волосы… словно лучи… и лоб — такой же гладкий и ровный, как сейчас. И вы всегда приходили, чтобы дать мне силу и утешение. И вы были одеты в сияющие одежды. Так что это были вы!
— Нет, Бесси, — с нежностью сказала Маргарет, — это был всего лишь сон.
— А почему в своих страданиях я не могу видеть сны так же, как другие? Как многие в Библии? Да, и видения тоже! Ведь даже мой отец много думает о снах! Я снова вам скажу, я видела вас так ясно — вы быстро шли ко мне, ваши волосы развевались за спиной, и на вас было белое сияющее платье. Позвольте мне прийти и посмотреть на вас в этом платье. Я хочу видеть вас и дотронуться до вас, как я это сделала во сне.
— Моя дорогая Бесси, это все твое воображение.
— Воображение или не воображение, но вы пришли, потому что я знала, что так и будет, когда увидела во сне, как вы ко мне идете. И когда вы здесь, рядом со мной, я чувствую, что на душе у меня становится легче и спокойнее, точно гляжу на огонь в ненастный день. Вы сказали, это будет двадцать первого. Я приду и посмотрю на вас.
— О Бесси! Ты можешь прийти — тебя радушно примут. Но не говори так, это меня очень расстраивает.
— Тогда я буду держать это при себе, как будто я прикусила язык. И все же это правда.
Маргарет помолчала. Наконец она сказала:
— Давай поговорим об этом как-нибудь потом, если ты считаешь, что это правда. Но не сейчас. Скажи мне, твой отец участвует в забастовке?
— Да, — ответила Бесси угрюмо, совсем другим тоном, нежели она говорила минуту или две назад. — Он и многие другие — все с фабрики Хэмпера; есть и с других фабрик. В это время женщины так же озлоблены, как и мужчины. Еда подорожала, и детей нечем кормить. Представьте, если бы Торнтоны прислали им свой обед — те деньги, что потрачены ими на картофель и прочую еду, утешили бы многих плачущих от голода детей и ненадолго успокоили бы сердца их матерей.
— Не говори так! — сказала Маргарет. — А то я буду сердиться и чувствовать себя виноватой, оттого что иду на этот обед.
— Нет! — ответила Бесси. — Некоторые избраны для роскошных пиров и пурпурных одежд, может быть, вы одна из них. Другие тяжело работают всю свою жизнь, а подлецы и в наши дни не знают жалости, так же как это было во времена Лазаря. [16] Но если вы попросите меня остудить ваш язык кончиком моего пальца, я перешагну через огромную бездну к вам, если вы захотите, чтобы я была рядом.
— Бесси! Ты вся горишь! Не надо говорить так. В Судный день меж нами не будет нищих и богатых. Нас будут судить не по этой несчастной случайности, а по тому, как мы следовали заповедям Христа.
Маргарет встала, нашла немного воды, смочила свой платок и положила его на лоб Бесси, а потом начала растирать ее холодные как лед ступни. Бесси закрыла глаза и успокоилась. Наконец она произнесла:
— Вы бы стали такой же, как я, если бы видели всех, кто приходил один за другим к отцу и рассказывал мне о своих страданиях. Некоторые просто горели от ненависти, и у меня кровь стыла в жилах от тех ужасов, что они рассказывали о своих хозяевах. Но женщины все время говорят и говорят о ценах на мясо, как их дети не могут спать по ночам от голода, а слезы текут у них по щекам, и они их не вытирают и не обращают на них внимания.