Венки, венки, венки вдоль стен…
Искусственные цветы будут жить долго.
А вот живые, что ковром сейчас рассыпаны по плиткам пола, – умрут.
Но так и должно быть здесь, в этих стенах.
Даже мертвые, они сохранят свой аромат, сладкий, слегка тлетворный фимиам, струящийся к потолку.
Сестра Пинна с тряпкой стояла у окна, она протирала подоконники от пыли.
– Мы тебя ждали, – сказала она.
– Следователь опять приезжал, – ответила сестра Римма. – Пришлось задержаться, прежде чем отпроситься на послушание к больной. Я вижу, все уже привезли.
– Практически все.
– И вы тут все так красиво убрали, – похвалила сестра Римма. – Это хорошо. Теперь оставьте все дела и подойдите ко мне. Дайте мне свои руки. Мы должны сейчас сосредоточиться на главном. И отринуть все, что не суть важно.
После поездки в монастырь и к часовне прошел день, но Страшилин не звонил и не появлялся в главке. Работал по своим каким-то каналам, и Катя его не тревожила.
Она снова занималась насущными делами, текучкой пресс-центра и опять ждала дальнейшего развития событий. Это дело об убийстве одинокого пенсионера Уфимцева, в котором она принимала участие больше в роли наблюдателя, чем помощника, по-прежнему продолжало оставаться загадкой в смысле версий и мотивов для убийства.
Страшилин говорил о простоте, но тут же упоминал и о сложности. Но ни один мотив – ни самый простой, ни сложный, пока еще не понятый и не озвученный как версия, – к данному случаю не подходил.
И Катя решила не теряться в догадках, не изводить себя пустыми любопытными вопросами, а просто ждать.
Рабочий день уже подходил к концу. В шесть она хотела уйти с работы и по пути заглянуть в продуктовый супермаркет, однако…
Без четверти шесть в кабинет пресс-центра вошел Страшилин – чем-то донельзя озабоченный и одновременно довольный.
– Так, какие планы на вечер? – спросил он бодро.
– Домой, домой, – ответила Катя.
– А у меня встречное предложение. Едем в гости.
– К кому?
– Имелось два варианта. – Страшилин по обыкновению прислонился широкой спиной к двери, чтобы помешать кому-то из сотрудников зайти и нарушить приватную беседу. – Я подумал – мы ведь совсем не знаем никаких подробностей о прошлой жизни и работе нашего потерпевшего Ильи Ильича. Так вот, все это время я активно искал, кто бы мог нам помочь, пролить, так сказать, свет. Но весь контингент просто убойный – кому восемьдесят шесть, кому девяносто. Кто-то работал в аппарате ЦК, но не вместе с Уфимцевым. Однако я разыскал все же одного. Он работал непосредственно с ним в конце восьмидесятых. Хотел сегодня же его вместе с вами, Катя, навестить и расспросить. Так вот незадача – увезли сегодня днем старика в госпиталь. Ему восемьдесят девять, так что остается только пальцы скрестить, чтобы жив-здоров был наш свидетель. Придется ждать, когда на поправку пойдет.
– То есть в гости мы не едем? – уточнила Катя.
– Нет, у меня в запасе второй вариант. Как у шулера в рукаве крапленый туз, – усмехнулся Страшилин. – Я нашел человека, знавшего майора Надежду Крылову и то старое дело.
– Так что же мы стоим тут, едем! – воскликнула Катя. – Андрей Аркадьевич, какой вы молодец!
И только в машине, опять, как всегда, увязнув в вечной пробке на бульварах, она поинтересовалась:
– А кто этот человек?
– Он в восьмидесятых работал начальником ОБХСС в вашем подмосковном главке, – ответил Страшилин, – а фамилия его Горобцев.
– Горобцев? – Катя вспомнила заместителя начальника главка, давшего ей это нежданное поручение – участвовать в расследовании дела об убийстве. – Он что же…
– Да, да, вот именно. Он отец генерала Горобцева. Моего товарища по институту и вообще. Некоторые вещи не стоит искать далеко, они близко лежат – стоит лишь руку протянуть. Но… мы сейчас редко с Горобцевым общаемся. Жизнь развела, так порой случается, даже с друзьями.
Что бы он там ни заявлял, но, как отметила про себя Катя, дорогу к дому отца своего приятеля он помнил с закрытыми глазами.
Въехали на Делегатскую улицу позади огромного здания ГИБДД и остановились возле кирпичной пятнадцатиэтажной башни. Страшилин закрыл машину и позвонил в домофон.
– Кто там?
– Дядя Паша, это Андрей.
Дверь подъезда открылась, и они прошли к лифту и поднялись на десятый этаж.
В конце просторной лестничной клетки дверь уже настежь.
– Дядя Паша, по звонку, как договаривались.
– Проходи, медведь. Если бы ты знал, как я рад тебя видеть!
«Дядя Паша» – Павел Николаевич Горобцев, полковник милиции в отставке – доходил ростом здоровяку Страшилину лишь до плеча. Маленький, высохший, в очках. Ему уже перевалило за восемьдесят.
– Здравствуйте, – поздоровалась с ним Катя.
Он окинул ее озорным лукавым взглядом и поклонился.
– Так и дело веселее расследовать – с напарницей, не с дундуком каким-то полицейским, а с милой хорошенькой девушкой, – сказал он. – Это тебе, Андрюша, полезно, – он погрозил тощим пальцем, – а то совсем ты это… одичаешь. Вовремя ты приехал, глянь, кто ко мне на огонек залетел.
Из гостиной в холл вышел заместитель начальника главка Горобцев – в форме, в генеральском мундире.
– Привет, – сказал ему Страшилин.
– Здравствуй. Я лекарства отцу привез. Сейчас уеду. Не стану вам мешать.
– Ты нам не мешаешь, ты у себя дома.
Генерал Горобцев повернулся к Кате.
– Как успехи? – спросил он.
– Ничего, спасибо, вот пытаемся разобраться в деле об убийстве. Ваш отец… он ведь работал в ОБХСС…
– Работал, я только не понимаю, при чем тут это. Старые дела. Андрей вечно все пытается усложнить максимально.
– Может, выпьем, ребята, за встречу? – предложил Павел Николаевич Горобцев.
Он пошел в гостиную и вернулся с бутылкой коньяка и рюмками.
– Папа, я на службе, – сказал генерал.
– А то ты не пил никогда на службе, – хмыкнул Павел Николаевич и разлил коньяк по рюмкам.
Генерал Горобцев глянул на Страшилина и, не говоря ни слова, пошел к выходу. Тихо клацнула дверь, защелкнулся замок.
– Зазнался пацан мой, – вздохнул Павел Николаевич, – ну да черт с ним. Ты, Андрюша, зла на него не держи. Пойдемте, ребята, в комнату, на диване угнездимся, разговор-то долгий у нас.
На диване в гостиной старик чокнулся со Страшилиным коньяком. Катя пить вежливо отказалась – нет, нет, очень крепкий. Она думала о генерале, замначальника главка, который был когда-то другом Страшилина, а теперь вот так демонстративно ушел из квартиры собственного отца, давая понять, что не только пить, но и разговаривать с бывшим товарищем он не намерен.