Я спросила: а кто мой родной отец? В ответ он целую папку вытащил и речь такую завел.
«Я, – говорит, – точно знаю, что мать твоя была (и, наверное, остается) проституткой первостатейной. И тут, – говорит, – по моему заданию, специально обученные люди, частные детективы, поработали, собрали информацию. Ты можешь быть дочерью любого из этих шести», – и передает мне досье, а в нем имена, места жительства, работы и фотографии шестерых: Горланин Петр (он же Питер), Баринов Кирилл, Марцевич Антон, Пильгуй Юрий, Селиверстов Виталий и Александр Кутайсов.
«Зачем мне это?» – спрашиваю. «Страховка тебе, на всякий случай. Ведь нынче информация правит миром, а у тебя теперь, благодаря моему досье, над всей этой шестеркой настоящая власть появилась. Хочешь, выбирай себе в отцы любого. Или можешь, если охота придет, отыскать настоящего – а потом у него, допустим, деньгу отжать. Или заставить наследством делиться. Да ты и безо всякой экспертизы сможешь любого из них шантажировать». Я ему тогда на это заметила: ты их, похоже, не очень любишь. А он: «За что же мне их любить, если они надо мной два месяца напролет в стройотряде подтрунивали и помыкали мной, а потом еще каждый девушку мою трахал! А ведь я ее любил тогда, матерь твою беспутную. Зато теперь ты знаешь – от любви до ненависти один шаг». И папаша мне эту папку оставил, а еще – новый подарочек: три тяжелых свинцовых футляра. «Что это?» – я у него спрашиваю. А он хохочет: «Смерть в ларце!» Прямо там, в ресторане, не рассказал, в чем дело, – потом поведал, когда подвозил меня на своей машине к дому, которым я в ту пору чрезвычайно гордилась: я только жить начинаю, а у меня квартира своя имеется! В тех свинцовых футлярах оказалась вещь нужная в неспокойные времена, чрезвычайно полезная. Как мне папаша объяснил: «Положишь каждую из этих штук недругу под подушку – ему одной ночи хватит, чтобы коньки отбросить. Положишь ему под кровать – за неделю скопытится. Заложишь в платяной шкаф в спальне – через месяц ему хана петровна придет. А если в сливном бачке замаскируешь – может, полгода будет мучиться или месяца три, смотря насколько часто в туалет ходить будет». – «Да что это?!» – воскликнула я в ужасе. А он смеется: «Замечательная вещь, радиоактивные разъемы твэлов – тепловыделяющих элементов. Я их прихватизировал на одной станции, когда у нас в девяностые бардак и хапок царили. В свинцовой рубашке они практически не опасны, я положу их в один гараж, расскажу тебе, где он, ключ дам. А ты в случае нужды три эти мины замедленного действия используешь. Цени! Совершенное оружие! Никто ни о чем не догадается». Так и остался у меня ключ от ларца (то есть гаража), где лежат яйца (свинцовые футляры), внутри каждого из которых смерть.
Потом у меня собственная семейная жизнь началась, я замуж сходила. Вот именно что сходила: сволочью мой мужик оказался (видимо, такой же, как все эти шестеро, о которых мне отец – не отец Харченко рассказывал). Изменять мне принялся едва ли не через три месяца после свадьбы, я его выследила, поймала, сказала: убирайся. Он и убрался. Смертельную радиацию на него не истратила. Много чести.
На работу меня отец пристроил в дочернюю по отношению к его концерну структуру. Удобно: мы с ним сидели в разных офисах, по работе не виделись, только на больших конференциях раз в год я его в президиуме наблюдала – однако все вокруг знали, кого я дочь, и, если особо по службе не продвигали, препятствий не чинили. Работа моя с заграницей была связана, я в поездках круглый год была – в основном, правда, в странах не самых развитых: Иран, Китай, Вьетнам, Бразилия – однако все равно много интересного увидела и опыта набралась.
С папашей мы по-прежнему регулярно встречались. Не каждую субботу, как в детстве, но в месяц раз наверняка. А если я вдруг в поездке оказывалась, переписывались или по видеосвязи разговаривали. Но с матерью – нет, как отрезало. Ни разу я ее не повидала после нашего с ней размена. Она никаких шагов навстречу мне не делала, а я-то что буду лезть?
Со временем отец стал и от новой своей жены, мачехи моей, погуливать. А что – он мужик в силе, богатый, властный. С таким любая готова лечь, особенно дурочки молоденькие, что думают: раз он при деньгах, то и на них золотой дождь непременно прольется.
И вот однажды, нежданно-негаданно, вдруг, бац, известие: папаша мой умер. Да при каких, выяснилось, пикантных обстоятельствах! Поехал на Мальдивы с молодой побрякушкой, там ее, видать, употреблял по-всякому, пил, на солнце жарился – вот сердечко и не выдержало: полез в океан и утонул. Короче, привезла эта проглядь его через две недели в цинковом гробу. Похоронили батю. (Кстати, мать моя, хоть я ей сообщила о кончине бывшего мужа, на похоронах не появилась.) Далее – надо наследство делить. И тут шалава мальдивская вдруг выступает – здрасьте, приехали! – с дарственной. Чуть не все имущество, деньги, акции мой папаня ей, оказывается, подарил. Дескать, за две недели до поездки. Вдова его, мачеха моя (она официально с отцом в браке состояла), ручки свои, овца, сложила: «Ах, дарственная есть дарственная, что я против нее могу поделать? Придется смириться и все отдать». Тогда я поддержкой ее заручилась и выступила с законным, нотариально заверенным завещанием: треть имущества – мне, по трети, так и быть, ей и моему сводному братику. Подали в суд: папашу в момент подписания дарственной требуем признать недееспособным. Дескать, опоила она его, охмурила, обольстила. Суд экспертизы назначил: почерковедческую, посмертную психиатрическую… Я стала про девку эту, с которой он на Мальдивы ездил, узнавать. Выведала: никто за ней не стоит, одна она, дешевка, из Тулы полтора года назад приехала в Москву счастья искать, теперь думает, что словила за хвост птицу удачи. Встретились с ней специально обученные люди (по моему заданию, не скрою). Предложили бельдюжке сделку: «Ты затыкаешься со своей дарственной, забываешь о ней, а мы тебе за это в качестве компенсации даем десять миллионов рублей наличными. А если нет: в рог бараний скрутим, докажем, что ты мужика специально на курорте умертвила, в тюрьму посадим! Эксгумацию тела проведем, найдем яд или докажем, что ты Харченко специально до инфаркта довела». Конечно, на восемьдесят процентов они ее на понт брали – но и доля правды в тех страшилках была, я бы в борьбе против нее ни перед чем не остановилась. Она пошла на попятную. Написала расписку, заверенную в обмен на десять миллионов деревянных, что никаких притязаний на имущество Харченко не имеет. А наличные я из доли вдовы-овцы вычла – раз не умеешь сражаться, придется платить.
Короче, вскоре вступила я в права наследства: две квартиры мне в центре столицы достались, деньги, акции. Можно с трудовой карьерой завязывать. Тем более после гибели отца в его конторе мне мало что светило. И, знаете, праздная жизнь пришлась мне по душе. Не работать оказалось приятней, чем работать. Денег мне хватало. Две квартиры отцовские я сдавала, плюс вклады на депозитах проценты приносили. Стала я жить, как рантье: собой занималась, на курорты ездила. Однако вскоре стало мне чего-то не хватать. Все-таки работа придавала, что ни говори, жизни драйв, привносила в нее интерес, изюминку, пикантность. Много, конечно, неприятного было в каждодневном труде: одни подъемы по будильнику в семь утра чего стоят, а вздорные претензии начальства, интриги коллег – с ума можно сойти! Но и прозябать овощем на московской грядке, кочевать из тренажерки в СПА и обратно мне вскоре надоело. Душа требовала дела – а если это дело сулило в перспективе не только развлечение, но и деньги – тем лучше! И тут я подумала про папанин список моих возможных отцов. У меня в голове стала помаленьку оформляться, завариваться идея, связанная с шестерыми этими мужиками.