– Тогда попридержи своих бульдогов и дай мне хотя бы еще сутки.
– Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Что, по-твоему, я должен им сказать?
– Напряги воображение.
– Надеюсь, ты помнишь, что на это задание тебя отправил я. Если бы не мое желание завершить это дело миром, ты бы и дальше сидел в своей дыре. Ты оскорбляешь меня своим отношением. Почему не задержать ее уже сегодня вечером, раз ты знаешь, где она?
– Потому что я устал. Или ты предлагаешь приковать ее к батарее на то время, что я буду спать? Сейчас я поужинаю, отдохну, а потом продолжу выполнение задания. Мы заключили сделку. Если ее условия будут выполнены, то все останется шито-крыто, как ты хотел.
– Ладно, потянем время. Я приму твои объяснения, когда ты пожелаешь их представить.
Том услышал щелчок отбоя: Клейтон повесил трубку.
Том не переставал думать о том, что его ждет: он думал об этом и под душем, и спустя час, когда входил в бар. Он выпил рюмку виски, потом еще одну, немного успокоился и пошел бродить по улицам старого города.
Санта-Фе был пропитан историей, полон веселых туристов, восхищавшихся постройками из саманного кирпича, галереями, источающими аромат цветов и дыма. Террасы ресторанов были полны, там пили, пели и танцевали, повсюду царила атмосфера праздника, а Том одиноко сидел за столиком на террасе и, глядя на беседующую по соседству молодую пару, вспоминал другой вечер. Дело было здесь, в Санта-Фе, только тридцать лет назад.
После того многообещающего вечера он продолжил путь в компании друзей, пересек три штата и реку на пароме, потом еще три штата, пока не добрался до Восточного побережья. В его голове теснились образы, лица, картины молодости. Давно он так не предавался воспоминаниям.
– Хотите чего-нибудь еще? – обратилась к нему официантка.
Том поднял голову. Официантка в кисейном платьице была очаровательна.
– Вы здешняя? – удивленно спросил он.
– С моим бруклинским акцентом мне нет смысла прикидываться местной. Не знаю, почему многие принимают меня за мексиканку. Наверное, это из-за солнца. Оно здесь так жжет, что даже ирландец под ним почернеет. А вы откуда пожаловали?
– С севера Висконсина.
– Надо же, куда вас занесло! Климат здесь совсем другой. Что привело вас в Санта-Фе?
– Я совершил прыжок в прошлое. А каким образом здесь очутилась девушка из Бруклина?
– Удрала от зимы, а заодно и от навязчивого дружка.
– То и другое – уважительные причины.
– Ага, особенно первая.
– Скучаете по Бруклину?
– Бывает, но мне грех жаловаться. Здесь приятное житье, половина людей – бывшие хиппи, почти все в летах, они более расслабленные, чем мои нью-йоркские друзья. Мир здесь словно вывернут наизнанку, очень забавно. Вы тоже когда-то были хиппи? Для многих из них здесь центр паломничества.
– А что, я похож? – спросил Том с улыбкой.
– И да и нет. Даже не знаю… Что-то мне подсказывает, что вас помотало по свету. Чем занимаетесь?
– Я федеральный маршал.
– Правда, что ли? – не поверила официантка.
– Вообще-то не совсем. Я пошутил.
– Ладно, там некоторые уже машут руками, как будто я слепая. Побежала к ним! Вам больше ничего не нужно?
Том протянул ей пятьдесят долларов и поблагодарил за еду и за беседу.
Вернувшись в отель, Том Брэдли по-прежнему не знал, как ему поступить. В одном он был уверен: что бы ни принес грядущий день, он станет развязкой.
* * *
Судья Клейтон завершал разговор с агентом Мэлоуни, от которого услышал наконец добрые вести. С ФБР связался полицейский чин из Филадельфии, опознавший беглянку из ориентировки, разосланной по отделениям полиции страны. Судя по записи камеры наблюдения на автозаправочной станции близ университета, она села в красный «олдсмобиль» 1950 года выпуска. Агент Мэлоуни никак не мог взять в толк, почему этой записи уже несколько дней, тогда как сообщение о побеге поступило только этим утром. Директору исправительного учреждения придется объясниться. Судья Клейтон заверил агента, что он тоже крайне удивлен этим несоответствием. Если кто-то в недрах пенитенциарной системы проявил нерадивость, он инициирует расследование, и виновный не уйдет от наказания. Агент Мэлоуни одобрил решимость судьи стоять на страже законности и продолжил свой доклад.
Программа обработки изображений федеральной лаборатории распознала номерной знак на автомобиле, его владелица определена, ее мобильный телефон был засечен в окрестностях Талсы. Сотовые станции потеряли ее след, когда она двигалась в западном направлении. В Техасе с его обширными безлюдными пространствами есть протяженные участки без сотовой связи, но, когда она приблизится к какой-нибудь агломерации, сигнал опять засекут. Отделения в Далласе, Колорадо-Спрингс и Альбукерке приведены в боевую готовность.
Судья Клейтон от души поблагодарил агента Мэлоуни и похвалил его за оперативность, с которой ФБР взяло след.
Повесив трубку, Клейтон заварил себе бодрящий настой, взял недочитанную газету и прилег.
* * *
– Мне очень жаль, – сказала Милли, – но нынче вечером мы не поедем дальше Тукумкари. Уже темнеет, а между нами и Санта-Фе протянулись горы Сангре-де-Кристо. Это опасные места, дорога там очень извилистая, а по ночам ее к тому же затягивает густой туман. Мне уже случалось застревать на высоте, где ничего не видно дальше капота. Там даже весной собачий холод, так что если мы застрянем…
– Хватит, с меня довольно и этого, не нужно мне рассказывать о голодных мишках гризли и гололеде! – воскликнула Агата. – Ты меня уже убедила. Устала – так и скажи. Тукумкари так Тукумкари.
– При чем тут усталость? Говорю же: ночью ехать опасно.
– Я слышала, заночуем в Тукумкари. Кто не мечтал хотя бы раз в жизни сделать это? Тем более там, если мне не изменяет память, есть легендарный мотель под названием «Синяя ласточка».
– Вы уже бывали в Тукумкари? – недоверчиво спросила Милли.
– Нет, к счастью, никогда! Так написано в путеводителе. – Она ткнула пальцем в страницу в книжице, которую все время листала. – Легендарный он потому, что другого там попросту нет.
* * *
Хозяйку мотеля «Синяя ласточка» звали Пупси Галлена, и Милли тут же вспомнила Джо: такое имя тоже нарочно не придумаешь. Этот мотель был среди немногих гостиниц, уцелевших на шоссе № 66.
У входа находился киоск, предлагавший всевозможный хлам в память о славных деньках, когда восток и запад страны связала первая асфальтированная дорога, проложенная через восемь штатов и три часовых пояса. Времена, когда Чак Берри обессмертил ее в своей песне, давно миновали, дорога была почти заброшена, и вместе с ней умерли стоявшие на ней поселки.