— Да что ж вы ворочаетесь, как слон в посудной лавке!
— Вас что, блоха укусила? Чего дергаетесь-то? — дружно возмутились одинаковые подруги, ухитрившиеся, несмотря на тесноту, повернуться лицами к обидчику.
Я с улыбкой смотрела, как Гром, спасаясь от общего внимания, протискивается к выходу, поправляя сползшую на глаза кепку. Бывало, называли его по-всякому, но чтобы слоном — такое я услышала впервые.
Уложив в полиэтиленовый мешочек выпечку и с сомнением глянув на бурду в стакане, я поспешила за ним. Суров дожидался меня неподалеку, топтался у столба со светофором, засунув руки в карманы и нахохлившись, как воробей под дождем.
— Мелочь, Юль, а неприятно, — пожаловался он в ответ на мое приветствие. — Вот ведь как нарисовался!
— Мелочь! — успокоила я его. — С кем не бывает.
— Досада! — покрутил он головой. — Чтоб я еще сунулся под руку к толстой бабе!.. Вот крик-то подняли.
— Тощие бывают хуже, — встала я на защиту толстых, все еще посмеиваясь.
Мы не спеша двигались к офису материнского комитета, жмурились от не по-октябрьски пригревающего солнышка и мирно беседовали.
Я изложила ему все по порядку, как и полагалось, припомнила чуть ли не каждое слово, услышанное от Серова и его близких. Необычное дело — в конце доклада Гром поинтересовался моими соображениями, каковых было немного, больше предположений. Я высказала их, стараясь понадежней скрыть досаду, испытываемую каждый раз, как на ум приходила мысль о недостаточности моей информированности. Черт бы побрал эту естественность поведения!
— На обычную мафиозную разборку это мало похоже.
В этом я была убеждена, и Суров кивнул, соглашаясь.
— Самара и Тарасов. Скорее всего крупные деловые разногласия, несомненно, затрагивающие и финансовые планы. Возможно, переделка или уточнение партнерских приоритетов. По характеру покушения на дочь Серова можно предположить, что угроза о чем-то подобном звучала ранее, а по его тону в телефонных переговорах естественно сделать вывод, что страха Серов не испытывает, наоборот, возмущен до предела. Теперь он грозит в ответ. Или уже готовит удар.
Я подумала, что, если бы мой начальник догадался прилепить к стеклу окна кабинета Серова элементарный жучок и поставить неподалеку машину с аппаратурой и оператором, все было бы намного проще и понятней. Хотя откуда мне знать, что он не сделал этого?
— Это очень важно, Юленька, и ценно.
Андрей погладил щетинистый подбородок.
— Николаю Михайловичу не позавидуешь, — проговорила я задумчиво. — Кажется, его неприятности на этом не кончатся.
— Они только начинаются. — Гром сморщился, будто хлебнул горького. — Ты что, Багира, сочувствуешь ему?
Да, пожалуй, Серову я сочувствую. И жалею Женьку. Несладко ей придется в самом недалеком будущем, потому что уж очень плохо будет ее обаятельному папочке. Это — наверняка. Иначе зачем же мы им занимаемся?
Как человек честный, на вопрос Грома я ответила утвердительно. Некоторое время он шел рядом молча и с окаменевшим лицом, а потом неожиданно разулыбался.
— Эх и влетело бы тебе, Юлька, скажи ты мне такое в те времена, когда я был для тебя майором Суровым. А сейчас что с тебя взять? Кто ты сейчас для меня? Гражданское лицо, по старой памяти и добровольно продолжающее сотрудничать с «компетентными органами».
— Я тебе совершенно серьезно говорю, сочувствовать ему нечего. Не стоит он сочувствия. Не по моей прихоти готовим мы ему крупные неприятности. Можно сказать, что он их заработал, добился, даже выстрадал. Мы ему их обеспечим с лихвой. А по-другому никак нельзя.
До каких объяснений снизошел мой начальник!
— Все понятно, Андрей Леонидович. — Я, извиняясь, коснулась его руки. — Не убеждайте. И не сомневайтесь, все будет сделано как надо.
— Не сомневаюсь, — ответил он, отвернувшись. — Иначе уже сейчас без разговоров отправил бы тебя домой. Отдыхать!
Давай разберемся в ситуации, — предложил он после короткого молчания, и я поняла, что прощена полностью. — Серов не исключает возможность твоей причастности к покушению на дочь. Какие у него могут быть основания и какую роль в этом деле он может тебе приписывать?
— Роль наблюдателя за результатами, — ответила я.
— Не только. В разговоре с ним ты довольно тонко рассудила, что злоумышленниками достигнуты именно те результаты, на какие они рассчитывали. Серов мог воспринять это объяснение как угрозу довести дело до конца в случае невыполнения им известных условий. Угрозу, исходящую от организаторов покушения. Здесь ты выступила в роли посла его врагов. Реально?
— Вполне, — согласилась я. — Хоть и изощренно. Качество выстрела я объяснила с точки зрения бывшего снайпера. Ну опыт у меня в таких делах, и все тут. Реально?
— Конечно! — кивнул Суров. — Надежно, как бетонная стена. Только вот ведь какое совпадение получается: на месте работы снайпера оказывается невольный свидетель со снайперским опытом и авторитетно объясняет результаты. Ну пусть совпадение. Бывает. А как ты объяснишь свое появление в парке за несколько дней до события? Серов вполне мог узнать об этом, выспросить у дочери.
— Совпадение, — согласилась я и подумала, как мастерски все было подстроено. Будто специально для того, чтобы я попала под подозрение. Хотя почему — будто? Возможно, подставить меня таким образом входит в планы Сурова.
Я глянула — на губах Андрея появилась еле заметная улыбка.
— Третье совпадение — то, что в момент выстрела ты оказалась рядом с Женей. Три совпадения, Юля. Не многовато ли? Теперь скажи, как Серов может расценить твой контакт с ним? Незапланированная случайность?
— Не-ет!
Я включила мозги на полную мощность. На этот вопрос готового ответа у меня не было, а выдать его следовало без задержки.
— Если исходить из того, что я действительно связана со злоумышленниками…
— Именно из этого и давай исходить. Скажем о Серове поговоркой: рассчитывай на худшее, тогда лучшее будет приятней. — Суров улыбнулся. — Тем более что это мнение нашего подопечного полностью соответствует истине.
Удивилась я настолько, что впору было рукою попридержать отвисающую челюсть. То, что настоящим организатором покушения является мой уважаемый начальник, а не какие-то самарские отморозки, не было для меня тайной, но теперь он прямо признавался в этом. Чрезмерной болтливостью майор Суров не грешил никогда, значит, его признание можно расценивать как высшую степень доверия.
А прощена я, однако, за сочувствие к Николаю Михайловичу!
— Будучи связанной с врагами Николая Михайловича и действуя в их интересах, от дружественного контакта с ним я получаю много ценной информации. Верно? — принялась я рассуждать в надежде докопаться до ответа на вопрос Сурова. — Я вижу его реакцию на происшедшее и по ней могу предположить его поведение. То есть догадаться, какие меры он скорее всего предпримет в ответ.