— Хорош! — оценил его состояние Николай Михайлович. — А говорил, что не напьешься.
— А я и н-не… — Сашка мотнул головой и покачнулся, но позу не изменил.
— Что с ним теперь делать прикажете? — спросил меня Серов. — Головомойку устраивать? Сейчас — без толку. А? Давай в туалет, помощничек! Будем приходить в чувство.
— Зачем? — изумился Сашка.
— Давай, давай! — прикрикнул Серов, и тот, неуклюже повернувшись, послушно потопал на нетвердых ногах в сторону закуточка возле гардероба.
От дверей зала, когда Серова уже в вестибюле не было, я вернулась. Прошла мимо челнока, возле которого на лавке трое приятелей все спорили с неослабевающим пылом, и свернула к закуточку, надеясь, что туалеты, мужской и женский, расположены неподалеку один от другого. Так оно и оказалось.
Остановившись перед зеркалом, вделанным в облицованную узорчатым кафелем стену над раковинами умывальников, я тронула волосы, поправила клипсы, и в ушах зазвучали голоса.
Зайдя в кабинку, закрыв на шпингалетик дверь, я обратилась в слух. Слышно было классно.
По ту сторону стены Серов и Сашка были не в одиночестве, но их диалог среди остальных звуков прослушивался всего яснее.
— Вы мне скажите, как грубить? Вы все-таки с ней поговорили. Что она из себя представляет? Напугать ее можно?
— Напугать можно любого. Но только, Саша, давай так, чтобы не учинить публичного скандала. Действуй, но не привлекай внимания посторонних. Выскажи ей все напрямую, в лоб, но пусть это выглядит как выяснение отношений между мужчиной и женщиной. Ресторан — место удобное. Здесь разборки в порядке вещей. А уж как — сориентируешься сам. Я тебе не суфлер.
— Понятно, — послышался короткий Сашкин смешок. — Попробую взять на испуг. Такого наезда она не ожидает, растеряется. Только вы не торопитесь, не появляйтесь слишком рано.
— Ты тоже не затягивай. Не могу же я здесь час торчать!
— Почему здесь? — Сашка удивился такой неразумности. — Идите в дансинг, на Женю с Димкой посмотрите, Ольгу Игоревну на танец пригласите. Она там. Я ее туда проводил, перед тем как сюда идти.
— Ну да, мало того, что я танцевать попрусь, так еще скажу, что нашу гостью на тебя, пьяного, бросил. Да Ольга сбежит из этого чертова дансинга, помчится стрельчиху выручать сломя голову. А там ты с ней занимаешься приватной беседой. Скандал! Буря в стакане!
— Ну, как знаете, — сдался Сашка. — Я постараюсь, конечно, не затягивать, а там — как получится.
— Ты вот что! — Голос Серова вновь обрел начальственные интонации. — Ни в коем случае не обижай ее сверх меры и, упаси бог, не оскорби! Чтобы она не отказалась от поездки. Запомни, сорвешься, перейдешь границы, придется тебя перед ней унижать. Она мне послезавтра в Самаре нужна. Помни, Сашка!
— Помню я все, — ответил тот. — Но разобидеть могу. За Женьку. Унижайте, ладно.
— Причесался? Нет, расческу тебе дарю. Давай иди, время жмет!
Я выключила звук, вышла в вестибюль — трое на лавке все пытались поссориться. Поняла — не успеть мне до появления Сашки не то что до стола добраться, но даже углубиться в лабиринт проходов между перегородками. Конечно, это неважно, не имеет это особого значения, мало ли откуда я могу возвращаться. А стоит ли вообще торопиться к столу? Там может быть Ольга. А что? Посмотрела на танцы и вернулась поскучать в ожидании благоверного. Нет. Не пойду. Надо создать серовскому актеру условия для работы. Ему и так сценарий не ясен. И Николай Михайлович будет нас видеть, не подойдет, упаси бог, раньше времени.
Я скромно присела на прежнее место, в уголке, у стола с металлическими ножками. Ждать не пришлось.
— А-га! — негромко донеслось со стороны туалетов.
Сашка, с мокрыми, зачесанными назад волосами, направлялся ко мне все той же нетвердой, покачивающейся походкой.
— Послушай, Юлия, как там тебя, Сергеевна! — Сашка, подойдя, не сел, а, согнувшись, брякнулся локтями на стол. Прядь мокрых волос, отделившись от общего строя, упала на его лоб.
— Я вот что хочу у тебя спросить. Мне во-от что интересно…
Он снова был пьяным, но языком ворочал легче прежнего.
— Тебя босс в Самару отправляет, да? Ну чего молчишь? Не бойся!
— Ты сядь, Александр, легче будет меня допрашивать, — посоветовала я ему, поворачивая колечко на пальце лиловым камешком вниз, к ладони — на всякий случай. Оскорбить безнаказанно я себя не позволю.
— Допрашивать? Ха!
Сашка плюхнулся на стул, на котором до этого сидел элегантный Николай Михайлович.
Актер он был сносный. Кривлялся классически. Или роль придурка была ему родной, как говорится, по жизни?
— Ты там, в Самаре, своим друзьям привет передавай. Так и так, мол, большой вам привет от руководства тарасовской фирмы «Литер». Скажи, что, если они еще раз нам войну устроят, мы примем свои, адек… адек-ват-ные меры. Все поняла?
— Что поняла? — переспросила я. — Кому сказать? Какие меры? Протрезвись, руководство!
— Не сердись, снайпер. — Он сменил тон на успокаивающий и придвинулся еще ближе. Разило от него сильно. — Тут тебе не Чечня. Тут всем все ясно. И тебе тоже. Так ведь?
— Что мне ясно? — Я, прищурившись, в упор посмотрела в его глумливые глаза. — Что ты про Чечню ввертываешь? А ну-ка, давай еще раз, да помедленней.
— Не в Чечне дело. Чечня — дело прошлое. Дело в том, что вчера в парке в девчонку пальнули. И ты, — он резко придвинулся еще ближе, оказался почти вплотную, нос к носу со мной, — и ты знаешь, кто пальнул! — Он отодвинулся, чтобы полюбоваться эффектом, который, по его мнению, должен был последовать за этой его провокацией, и разозлился, не заметив во мне никакой перемены. — Ты всех их знаешь! Там, за столом, слушал я, как босс тебе про Житкова и его «Альянс» рассказывает… Смотрел, и хотелось залепить тарелкой с салатом в глаза твои бесстыжие! Тварь! — почти выкрикнул он, не выдержав моего насмешливого взгляда.
— Дурак! — отшатнулась я и повторила погромче и потоньше, потому что эти, что спорили на лавке возле челна, все повернули головы в нашу сторону: — Дурак!
— Ну ты и тварь! — возмутился он совсем уже искренне. Был в нем все-таки и настоящий хмельной кураж.
Сашка схватил меня за руку и рывком притянул к себе, зашептал яростно, брызжа слюной мне в лицо:
— Говори, стерва, кто стрелял, здешний или самарский? И сколько тебе Житков платит?
— Э, фофан! — донеслось от челна.
— Отпусти, рожа пьяная! — Я уперлась ладонью в его грудь, скривилась от отвращения. — Пусти, балбес, не устраивай драки!
Ах, как это выглядело со стороны!
— Эй, пьянчуга! — Спорщики во второй раз окликнули Сашку почти радостно.
Неожиданно Сашка внял моим требованиям и окликам со стороны. Не настолько же он пьян был, как представлялся. А может, устал. Сопротивлялась я пока чисто по-женски, но всерьез. Он отпустил, отодвинулся, тяжело дыша.