Я гладила ее по щеке и бормотала что-то успокаивающее, действующее на нее благотворно. Мало-помалу Женька затихла. Отстранилась, обессиленная слезами. Я вновь протянула ей сотовый, но она только назвала мне номер и имя своего отца. Трубку долго не брали, и я предположила, что господин Серов уже убыл из дома к месту работы, и обрадовалась возможности обзавестись заодно и рабочим его телефоном.
— Да, я вас слушаю, — раздался наконец в трубке мягкий, бархатный голос.
— Николай Михайлович? — Мой голос дрогнул от разочарования — не удалось с рабочим-то телефоном.
— Вы совершенно правы, — прозвучало в ответ. — А кто вы?
Пренебрегла я его вопросом.
— В вашу дочь только что стреляли. К счастью, промахнулись, но собака убита.
— Где? — спросил он после недолгого молчания, и я подивилась его выдержке.
— Евгения в парке, на детской площадке…
— Кто вы?
Все, конец его самообладанию! Николай Михайлович задохнулся от волнения и сглотнул так громко, что я явственно расслышала этот звук.
— Что с Женькой?
— По-моему, она легко ранена, — не стала я щадить его. — Но сама говорить она сейчас не в состоянии. Понимаете, я случайно оказалась рядом…
— Вы побудете с ней? — перебил он все тем же бархатным тембром, но в голосе его зазвучал металл. — Я появлюсь очень скоро.
— Ну конечно, господи! — воскликнула я возмущенно и жалостно, и опять он не дал мне продолжить:
— Буду вам очень признателен! — Серов все-таки нашел в себе силы для вежливости, но проговорил эту фразу скороговоркой и отключился.
— Папа сейчас приедет, — по-матерински ласково обратилась я к Женьке, и она, удовлетворенно кивнув, опять доверчиво прислонилась к моему плечу.
Меня так и подмывало спросить ее, почему не следует обращаться в милицию. Глупый, конечно, вопрос, но очень хотелось услышать, как она сформулирует ответ. В ее теперешнем состоянии изобрести что-нибудь мало-мальски правдоподобное совсем не просто. Останавливала же меня обычная, примитивная житейская мудрость, полностью выражающаяся двумя стародавними поговорками: «Моя хата с краю» и «Меньше знаешь — крепче спишь». Поступить им вопреки значило бы нарушить категорическое требование Грома — представляться средним арифметическим от населения и вести себя соответственно.
Женька тихо поскуливала, уткнувшись носом в мое плечо, произнося время от времени с глубочайшей обидой в голосе: «Больно!» и «Где же папа?», а я осторожно гладила ее по спине и слегка покачивала взад-вперед, как маленькую. Из всей полезной информации, какую можно было получить от нее сейчас, даже не прибегая к «прокачке на косвенных», я решилась на один-единственный вопрос, действительно безобидный со всех возможных сторон:
— Сколько тебе лет, Женечка?
— Сем… Семнадцать, — ответила она как во сне и порывисто вздохнула.
— А мне двадцать девять, — сообщила я, хотя прекрасно понимала, насколько ей безразличен мой возраст. Но молчание в такой ситуации тоже является признаком нетипичного поведения.
Стресс требует реакций, и пустой разговор — одна из них, не самая, кстати говоря, вредная.
— Семнадцать и двадцать девять, представляешь? По возрасту я вполне могла бы быть твоей старшей сестрой. А зовут меня Юлей, — представилась я, не дождавшись ответа. — Юля Максимова.
— Юля… — порадовала она меня, перестав причитать. — Тебя, Юленька, бог послал.
— Ты что, как старушка, бога поминаешь? — рассмеялась я, и она, хоть и слабо, но тоже улыбнулась за компанию. — Неужто верующая такая?
— Тут станешь верующей! — ответила Женька, и я насторожилась в ожидании продолжения, которое незамедлительно и последовало: — Бека убили! — сменила она песню о папе и боли на новую, и я поскучнела. — Юля, а здесь неопасно?
Женька оживилась, посмотрела вокруг распухшими от слез глазами.
— Не знаю, — ответила я, не задумываясь, и похвалила себя за точность реакции.
— Ой, давай уйдем куда-нибудь, а? Лучше всего домой.
Не-ет, милая! Познакомиться с твоим папой для меня важнее установления номера дома. А, познакомившись, я узнаю и то, где живет ваша семейка, и еще много всякого-разного, полезного делу.
— А ты дойдешь? — усомнилась я простовато. — Тебя же ноги не держат. Да и папа появится с минуты на минуту. А так мы с ним и разминуться можем. А?
— Да, — согласилась она покорно, и мне снова стало ее жалко.
И действительно, отбеседовали мы свое, отсидели. Двое мужчин в расстегнутых темных плащах быстрыми шагами вышли на детскую площадку со стороны аллеи, оглянулись по сторонам и направились к нам чуть ли не бегом. Хотя почему «чуть ли»? Тот, что постарше, действительно перешел на трусцу, метров за тридцать до нас.
— Папочка! — простонала Женька и поднялась ему навстречу. Девочка пошатнулась, и мне пришлось поддержать ее, но, оттолкнув мою руку, она шагнула сама.
— Что случилось, Женечка? — проговорил он быстро, обнимая ее и глядя на меня настороженно.
— Ай! — отшатнулась она. — Рука!
Он глянул на ее рукав и побелел лицом.
— Бека убили. Вон он. Папка-а!
Второй, остановившись поодаль, расставив ноги и не вынимая рук из карманов плаща, внимательно, с серьезностью дилетанта изучал окрестности.
— Бог с ним, с Беком! Как ты-то, маленькая?
В голосе Николая Михайловича звучала неподдельная тревога. Я шагнула назад и повернулась к ним спиной, но предположение о том, что они заняты только друг другом, оказалось, к счастью, неверным.
— Это Юля, — проскулила Женька. — Она здесь бегает…
— Сашка! — крикнул, не поворачивая головы, Серов. — Займись… Пойдем, Женечка, пойдем! — Он осторожно увлек ее к выходу на аллею. — Машина в двух шагах.
Поддерживая дочь за талию, он повел ее прочь, а я осталась с Сашкой и трупом пса, лежащего под кустами.
— Как это случилось? — спросил Сашка с нехорошим напором, почти враждебно.
— Могу сказать одно: это случилось здесь! — Я развела руками. — А если попробуете хамить, то, знаете, я лучше пойду. Я и так уже потеряла уйму времени!
Он мотнул непокрытой головой и улыбнулся одними губами.
— Извините, но вы сами понимаете…
— Ладно, хватит, — сменила я гнев на милость. — Я занималась вон там, гимнастику делала, а Женька здесь с собакой играла. И вдруг они упали. Было похоже, что ее пес с ног сбил. Я и не поняла сразу. Только чуть позже, когда увидела, что они не встают, заподозрила неладное… Нет, выстрела слышно не было, — опередила я его вопрос. — И вообще ничего подозрительного я не заметила. Занята была. Вы сами должны знать, что во время занятий гимнастикой не очень-то глазеешь по сторонам.