Если бы арабы продолжали эту тактику, то журналистам пришлось бы либо сделать отчаянную и сопряжённую со страшными опасностями вылазку, либо продолжать лежать за верблюдами, подставляя себя под выстрелы и ожидая помощи. Но, к счастью, негры не любят сражаться винтовками, о стратегии они понятия не имеют и стремятся всегда к рукопашной. Так и теперь дервиши стали быстро приближаться к врагам.
Энерли первый увидел человеческое лицо, глядевшее на них из-за камней. Он увидал громадную мужественную, с сильно развитыми челюстями голову чисто негроидного типа. В ушах блестели серебряные серьги. Этот человек поднял вверх руку, в которой держал винтовку.
– Стрелять? – спросил Энерли.
– Нет, это слишком далеко, ваш выстрел будет совершенно бесполезен.
– Однако какой это живописный негодяй! – произнёс Скотт. – Не снять ли нам его на память, Мортимер? А вот и ещё один!
Из-за другой скалы выглянул красивый темноволосый араб с чёрной остроконечной бородой. На голове у него была зелёная чалма, свидетельствовавшая о том, что этот араб – хаджи. Нервное и возбуждённое лицо выдавало в нём закоснелого фанатика.
– У них всякой твари по паре, – засмеялся Скотт.
– Этот араб из племени баггара. Чрезвычайно воинственное племя! Это опасный человек! – заметил Мортимер.
– Да, вид у него довольно-таки гнусный! А вот и другой негр.
– Целых два. По внешнему виду из племени динга. Из этого племени вербуются наши чёрные батальоны. Сражаясь, динга не думают о том, за кого они сражаются. Они любят войну ради войны. Если бы эти идиоты были поумнее, они понимали бы, что арабы – их наследственные враги и что мы их естественные друзья и союзники. Поглядите-ка на этого дурака, как он лязгает зубами на людей, освободивших его от рабства у арабов.
– Но как же вы это объясняете? – спросил Энерли.
– А вот погодите, как он подбежит поближе, я ему объясню всё своим револьвером. Глядите в оба, Энерли. Они бегут на нас.
И действительно, атака началась. Впереди бежал араб в зелёной чалме, за ним – негр-великан с серебряными серьгами в ушах. Другие два негра следовали позади. Когда дервиши стали спрыгивать один за другим со скалы, Энерли вспомнились школьные времена, как он и его товарищи прыгали через низкие заборики. Эти дикари были великолепны. Плащи их развевались, сталь зловеще блестела.
Мелькающие в воздухе чёрные руки, бешеные лица, топот быстро бегущих ног, – ах, как всё это было красиво!
Покорный закону британец привык уважать человеческую жизнь, жизнь для него священна. Молодой журналист никак не мог по этой причине понять, что эти люди приближаются затем, чтобы его убить. Ему было также непонятно, что и он имеет полное право отправить этих бегущих людей на тот свет. Он глядел на всё как зритель и наслаждался зрелищем.
– Ну, стреляйте же, Энерли! Цельтесь в араба! – крикнул чей-то голос.
Энерли поднял ружьё и нацелился прямо в тёмное свирепое лицо. Он спустил курок, но лицо приближалось, делаясь всё больше и свирепее. Около Энерли загремел выстрел, затем другой, и он увидел, как тёмная грудь араба окрасилась кровью. Но несмотря на это, араб продолжал бежать.
– Стреляйте же, стреляйте! – закричал Скотт.
Снова Энерли спустил курок, и снова его ружьё дало осечку. Раздались два пистолетных выстрела, и большой негр упал, поднялся и снова упал.
– Да стреляйте же вы, сумасшедший вы этакий! – крикнул гневный голос.
Но в эту минуту араб перепрыгнул через убитого верблюда и наступил ногой на грудь Энерли, и тому показалось, будто он грезит и видит сон: вот он борется с кем-то, лёжа на земле, а затем около самого его лица вдруг происходит какой-то ужасный взрыв, и он погружается в небытие. Сражение для Энерли кончилось.
– До свидания, старина! Вы скоро поправитесь. Отдохните немножко.
Это был голос Мортимера. Энерли открыл глаза и, как в тумане, увидал лицо в очках и почувствовал на плече тяжёлую руку. Рядом с ним стоял Скотт, который в эту минуту подпоясывался. Скотт сказал:
– Жалко нам вас оставлять, да что поделаешь? Надо спешить на телеграф, чтоб известие появилось в завтрашних утренних изданиях.
– Мы поместим в телеграмме, что вы были ранены, и ваш редактор поймёт, почему он не мог получить от вас вестей. Если подъедут представители «Рейтера» или корреспонденты вечерних пенсовых газет, то не говорите им ничего. Аббас будет за вами ухаживать, а мы вернёмся завтра после полудня.
Энерли слышал их слова, но отвечать у него не было сил. Он видел, как два всадника, одетые в жёлтое, уселись на своих гладких вороных пони и уехали. Фигуры их постепенно исчезали между скалами. Память Энерли заработала, и он вспомнил всё, что произошло. Он понял, что случай сразу прославиться ускользает от него. Правда, столкновение было ничтожное, но ведь это первое столкновение за всю войну. А большая публика в Англии жаждет новостей. Телеграмма о сражении появится в «Интеллидженс», появится в «Курьере», и только в одной «Ежедневной газете» не будет об этом ни слова. Эта мысль была ему так неприятна, что он даже привстал. Во всём теле он чувствовал страшную слабость, голова кружилась, и для того, чтобы не упасть, он должен был схватиться за ствол пальмы. Великан-негр лежал на том же месте, где был убит. Его громадная грудь была пронизана пулями, и на каждой ране сидели кружком мухи.
Араб лежал в нескольких ярдах от него, закинув обе руки за голову. Голова его, проломленная и израненная в нескольких местах, представляла ужасное зрелище. На теле араба лежала собственная двустволка Энерли; один ствол был разряжен, а курок другого ствола был взведён только наполовину.
– Скотт-эфенди застрелил его из твоего ружья, – произнёс чей-то голос.
Это говорил Аббас – слуга-араб, говоривший по-английски.
Энерли даже простонал, до такой степени ему сделалось стыдно. Значит, он так потерялся во время сражения, что даже позабыл взвести курок. И он, однако, знал, что сделал это не от страха, а потому, что слишком заинтересовался врагами. Он приложил руку к голове и почувствовал, что лоб его обвязан мокрым носовым платком.
– А где другие дервиши?
– Убежали. Один из них ранен в руку.
– А что случилось со мною?
– Эфенди получил удар сабли по голове. Эфенди схватил разбойника за руки, а Скотт-эфенди его застрелил. У эфенди сильно обожжено лицо.
И Энерли сразу почувствовал боль во всём лице. Под носом у него пахло жжёными волосами. Он поднёс руку к усам – их не было, тронул брови – брови тоже исчезли. Он понял, что произошло. Когда он катался по земле, схватившись с дервишем, их головы были близко одна к другой, и ожоги были результатом выстрела Скотта, спасшего его от смерти. Ну да это не беда! Волосы вырастут ещё прежде, нежели он успеет вернуться в Лондон. Вот удар сабли – это посерьёзнее. Может быть, из-за этого удара он не в силах теперь будет поехать на телеграф в Саррас. Во всяком случае, надо попробовать.