Перлимплин!

Старый змей!

Задушу,

лишь посмей!

Перлимплин!

Перлимплин!

В аллее появляется Человек, закутанный в плащ, лица его не видно. Он ранен, ему трудно идти.

Белиса. Любовь моя! Ты ранен?

Человек прикрывает лицо плащом, складки широкого и длинного плаща скрывают фигуру.

Белиса. Кто ранил тебя? Кто нанес тебе рану? Кровь твоя течет по земле… Любовь моя! (Обнимает его.) Дай мне хоть сейчас взглянуть на тебя… Ай! Кто убил тебя, кто?

Перлимплин (открывая лицо). Твой муж убил меня – вот этим кинжалом, усыпанным изумрудами. Гляди! (Откидывает плащ, чтобы Белиса увидела вонзенный в грудь кинжал.)

Белиса (в ужасе). Перлимплин!

Перлимплин. Больше ты его не увидишь, никогда не увидишь – он скрылся, он уже далеко. Он убил меня, потому что знал: я люблю тебя так, как никто не полюбит. Он меня ранил и крикнул: «Теперь у Белисы есть душа!» Подойди.

Перлимплин опускается на скамью.

Белиса. Ты весь в крови!

Перлимплин. Меня убил Перлимплин… Ах, дон Перлимплин! Старикан-проказник, убогий, жалкий, блаженный… ты так и не разгадал это дивное тело… Тело Белисы не для тебя – оно для молодой, крепкой плоти, для жадных губ… А я любил твое тело – только твое тело! И он меня убил… этим острым жалом, усыпанным алмазами.

Белиса. Что ты сделал?!

Перлимплин (умирая). А ты еще не поняла? Я – это моя душа, а ты – твое тело… И раз ты меня полюбила, дай же мне хоть в последний миг насладиться твоим телом.

Белиса (откинув накидку, обнимает его). Да!.. А тот, другой? Зачем ты меня обманул?

Перлимплин. Тот юноша? (Прикрывает глаза.)

Сцену заливает таинственный свет.

Маркольфа. Сеньора!

Белиса (плача). Дон Перлимплин умер!

Маркольфа. Я знала, что это добром не кончится!.. Пусть саваном ему будет алый плащ, в котором он ходил под вашими окнами.

Белиса. Надо же было до такого додуматься!..

Маркольфа. Ничего уже не поправишь. Нарву цветов, ярких, как полуденное солнце, сплету ему венок.

Белиса (отрешенно). Перлимплин, что ты наделал, Перлимплин?

Маркольфа. Белиса, чистая кровь моего хозяина омыла тебя. Ты стала другой…

Белиса. Но кто был тот юноша? Кто?

Маркольфа. Он был прекрасен и молод. И ты никогда не увидишь его лица.

Белиса. Да, Маркольфа. И я люблю его, я люблю его всей душой и всем телом. Но где он – тот юноша в красном плаще? Господи, где он?

Маркольфа. Ты слышал, дон Перлимплин? Покойся с миром! Ты слышал, что она сказала?!..

Издалека доносится колокольный звон.

Занавес.

Сценки
Перевод Н. Малиновской

Променад Бастера Китона

Действующие лица

Бастер Китон.

Петух.

Филин.

Негр.

Американка.

Девица.

Петух. Ку-ка-ре-ку.

Появляется Бастер Китон, на нем висят четверо детей.

Бастер Китон (выхватывает деревянный кинжал и закалывает детей). Бедные мои детки.

Петух. Ку-ка-ре-ку.

Бастер Китон (забрасывает трупики землей). Один, два, три, четыре. (Садится на велосипед и едет.)

На куче канистр и дырявых покрышек Негр жует соломенную шляпу.

Бастер Китон. Изумительный вечер!

В пресном небе кувыркается попугай.

Бастер Китон. Как приятно прокатиться на велосипеде!

Филин. У-ху-ху.

Бастер Китон. Пташки щебечут.

Филин. Кхххххх.

Бастер Китон. Душа радуется.

Пауза. Неописуемым манером Бастер Китон пересекает камыши и въезжает в рожь. Пейзаж вмещается в велосипедные колеса. У Бастера Китона плоский велосипед. Его можно заложить в книгу и сунуть в печь, как лепешку. И седло у него не шоколадное, а педали не сахарные, как хотелось бы завистникам. Это самый обыкновенный велосипед, только он – в отличие от других – совершенно простодушен. Покажите Адаму и Еве стакан с водой, и они в ужасе сбегут, а велосипед Бастера Китона, уверен, придется им по душе.

Бастер Китон. Любовь, любовь!

Бастер Китон падает. Велосипед улепетывает от него, погнавшись за огромными серыми бабочками. Машина мчится, как бешеная, в миллиметре от земли.

Бастер Китон (поднимаясь). Молчу. Что тут скажешь?

Голос. Ну и дурак.

Бастер Китон движется в неизвестном направлении. Глазам его, бездонным и грустным, как у новорожденного звереныша, чудятся ирисы, ангелы и шелковые кушаки. Глазам его, двум бутылочным донышкам. Глазам слабоумного ребенка. Жутким. Прекрасным. Глазам страуса. Человечьим глазам, уравновешенным печалью. Вдали – Филадельфия. Жителям этого города уже ведомо, что классика швейной машинки «Зингер» звучит и посреди оранжерейных роз, но уловить тончайшую поэтическую разницу между чашкой горячего чая и чашкой холодного чая они не могут. Вдали блистает Филадельфия.

Бастер Китон. Вот я и в саду.

Американка. Добрый вечер.

Бастер Китон, улыбнувшись, вперяет взор в ее туфли. Крупный план. Считаем долгом выразить негодование – три крокодильи шкуры пошли на этот шедевр.

Бастер Китон. Я хотел бы…

Американка. Где меч, увитый гирляндой мирт? У вас нет меча?

Бастер Китон, пожав плечами, задирает правую ногу.

Американка. Где кольцо с отравленным камнем? У вас нет кольца?

Бастер Китон, опуская ресницы, задирает левую ногу.

Американка. А без них нельзя.

На клумбе пляшут четыре серафима с голубыми крылышками цвета светильного газа. Городские девицы, распялясь над клавишами, как над рулем велосипеда, жмут на педали. Вальс, луна и шлюпки наполняют восторгом нежное сердце нашего друга. Ко всеобщему удивлению Осень растворяет сад, как кубик сахара.