Мужчины уходят. Йерма неподвижно смотрит на руку, которую пожал Виктор. Но вдруг спохватывается и берет платок.
Вторая подруга. Идем. (Молча закутывает ее платком.)
Йерма. Идем.
Крадучись, уходят.
Входит Старшая золовка со свечой. Почти совсем темно, видна только свеча. Золовка бредет в глубь комнаты. Издалека звучит пастуший рожок.
Старшая золовка (тихо). Йерма!
Появляется Младшая золовка. Они смотрят друг на друга, затем направляются к выходу.
Младшая золовка (громче). Йерма!
Старшая золовка (властно, с порога). Йерма!
Вдали затихают пастушьи рога. Полная тьма.
Занавес.
Дом гадалки Долорес. Светает. Входят Йерма и Старухи.
Долорес. А ты бесстрашная.
Первая старуха. Нужда все пересилит.
Вторая старуха. Да темень-то какая!
Долорес. Сколько ни водила я бездетных на кладбище молиться, все дрожали. Кроме тебя.
Йерма. Я в надежде пошла. И верю, что не обманешь.
Долорес. Господь с тобой! Чтоб у меня язык муравьи отъели, как у тех покойников, если я кого обманула. Прошлый раз молилась я с одной нищенкой, у нее детей еще дольше не было, а вскорости так раздало ее, что глаз не отвести, и родила она двойню, прямо в камышах, и позвать никого не успела. Мне же и принесла в подоле.
Йерма. И сама дошла? От реки?
Долорес. Дошла. И башмаки, и юбки в крови, а лицо светится.
Йерма. И обошлось?
Долорес. А как же? Милостив Бог!
Йерма. Милостив. Чего бояться? Родила детей – речной водою омыла. Звери же своих вылизывают, верно? И я бы смогла, своего не противно. Мне все кажется, что от матери точно свет исходит, а дитя спит себе и слушает теплый ручеечек молочный – и грудь набухает, сыночку на радость. А надоест ему, чуть отвернет головку – «Ну, еще капельку, сынок!» – и кропят личико белые капли.
Долорес. Будет у тебя ребенок. Поручусь, что будет.
Йерма. Нельзя ему не быть. Иначе мир рухнет. Как подумаю, что никогда уже, никогда… так и обдаст огнем, и пусто вокруг, и на улицах и быки, и камни – как из ваты, смотрю и думаю: каким ветром их сюда занесло?
Первая старуха. Замужней женщине как детей не хотеть? А не дал Бог, изводиться нечего. Жизнь течет, а ты плыви себе и радуйся, что жива. Я не корю тебя. Сама видела – вместе молились. Только какие такие поместья ты сыну уготовила, что за престол серебряный?
Йерма. Я не о завтрашнем куске думаю, я сейчас голодна. Ты свое отжила и глядишь на все, как на книгу дочитанную. А мне воды не дали и волю отняли. Мне, чтоб заснуть, надо сына к груди прижать; а тебе одно скажу – и ты слов моих не пугайся: знай я, что сын меня возненавидит, мучить будет, за косы на улицу выволочет, и тогда б ему радовалась. Пусть живой замучит, хоть до смерти, но живой человек, а не призрак, который столько уж лет душу гложет.
Первая старуха. Молода ты, не послушаешь совета. Надейся на милость Божью да на мужа своего.
Йерма. Эх! Отыскала рану и персты влагаешь!
Долорес. У тебя хороший муж.
Йерма (встает). Хороший! Много радости, что хороший? Лучше бы плох был! Да не станет. Днем овец пасет, ночью деньги считает. Со мной будто повинность отбывает, а тело холодное, как у покойника. Не терплю я распаленных женщин, а тут сама бы горой огненной заполыхала.
Долорес. Йерма!
Йерма. Я стыда не утрачу. Но и я знаю, что дети от мужчины родятся. Если б я одна могла!..
Долорес. Не забывай, что и муж мучится.
Йерма. Не мучится. Не нужны ему дети.
Первая старуха. Не может того быть!
Йерма. Я по лицу вижу, а раз самому не нужны, он и мне не дает. Не люблю я его, не люблю, да все спасенье мое в нем. И честь, и кровь моя. В нем одном!
Первая старуха (с беспокойством). Светает. Пора тебе идти.
Долорес. Скоро стадо погонят. Негоже, если тебя одну встретят.
Йерма. Я хоть передохнула у вас. Молиться сколько раз надо?
Долорес. Молитву к Лавру дважды читай, а в полдень святой Ане молись. А когда поймешь, что сбылось, принеси мне мешок зерна, как обещала.
Первая старуха. Над горами светлеет. Иди.
Долорес. Сейчас ворота пооткрывают, иди задворками.
Йерма (горестно). И зачем приходила – сама не знаю.
Долорес. Жалеешь?
Йерма. Нет.
Долорес (тревожась). Давай до угла провожу, если боязно.
Первая старуха (с беспокойством). Пока доберешься, совсем рассветет.
Долорес. Тише! (Прислушиваются.)
Первая старуха. Никого. Иди с Богом.
Йерма идет к двери, но останавливается – из-за двери ее зовут. Женщины замирают.
Долорес. Кто там?
Голос. Я.
Йерма. Открой. (Долорес не решается.) Откроешь ты или нет?
За дверью голоса. Входят Хуан и Золовки.
Младшая золовка. Она здесь.
Йерма. Я здесь.
Хуан. Что тебе тут надо? Если б мог, я бы криком людей поднял, чтоб видели, куда честь моя девалась. А должен зубы стиснуть и молчать, раз ты жена мне.
Йерма. Если я закричу, мертвые проснутся и увидят, что чиста я перед тобой.
Хуан. Ну нет! Будет! Я все стерплю, только не это. Ты меня кругом пальца обвела, вертишь и крутишь, а я человек простой, не мне твои козни разгадывать!
Долорес. Хуан!
Хуан. От вас чтоб ни звука!
Долорес (твердо). Жена твоя ничего дурного не сделала.
Хуан. Только и делает, с первой минуты нашей. В глазах по иголке, целую ночь их не смыкает, и во сне слышу эти вздохи проклятые.
Йерма. Молчи!
Хуан. Сил больше нет. Я не железный, чтоб терпеть, когда душу тянут, а по ночам из дому бегут. Куда носит? Отвечай! Что тебя гонит? На улицах парни. За цветами туда не ходят.
Йерма. Ни слова, больше ни слова тебе не позволю. Думаешь, только ты с родней и печетесь о чести? Знай: в моем роду никогда не таились. Подойди. Ближе подойди! Не твоим ли телом мое платье пахнет, не тобой ли одним? Ты меня голую на площадь выволок и в лицо плюешь. Твоя воля, ты муж. Но грудь мою чужим именем не клейми.