— Ты кто по образованию, Витек? — вдруг спросила я. — По виду вроде на боксера смахиваешь, а по разговору — вполне культурный человек. Не то что твой Димок.
— Журналист я по образованию, — нехотя сказал он.
— Почему-то я так и подумала.
Он свернул налево и произнес:
— Ну вот… считай, и приехали… Юля. Ты спрашивала, куда мы едем. Я и сам не знаю, куда мы приехали. По крайней мере, я не знаю, как это называется. Местные жители называют это место «фермой».
Джип «Опель фронтера», в котором находилась я, въехал в большой двор, огороженный высокой бетонной оградой. «Ферма»! Место, возле которого находят трупы и о котором жители соседней деревни боятся даже говорить! Массивное двухэтажное здание, за ним виднеются сельскохозяйственные сарайчики, построенные бывшим владельцем всего этого — фермером, разорившимся три года назад.
Все мои смутные подсознательные подозрения, не мотивированные логически, роившиеся в мозгу, — подозрения, на основе которых я даже и не пыталась выстроить внятную теорию, потому что материала для этой теории решительно недоставало, — стали приобретать зримые очертания.
Я повернулась к Витьку и спросила:
— Ты что, должен идти с ними внутрь «фермы»?
— Нет, я больше туда не хожу, — глухо ответил он.
— Больше?
— С тех пор как я разорился, продал свою ферму и поступил в «Центурион» охранником.
— Ты что, и есть тот фермер, который разорился? — воскликнула я. — Да ты, я смотрю, братец, на все руки от скуки! По образованию — журналист, по прошлой профессии — фермер, по нынешней — сотрудник охранного агентства и киллер!
— Еще я умею печь блины и готовить пельмени, выбиваю четыре «десятки» из пяти в тире, а также делаю прекрасные настойки, к тому же я еще мастер спорта по боксу, — угрюмо прибавил он.
— Ну и ну! — Процедила я сквозь зубы. — Ладно… значит, тебе не надо сейчас идти туда?
— Обычно мы с Димоном дожидались их в машине. Мы же охрана, внутрь переться незачем — с Людмилой Санной всегда и везде «прикрепленный» ходит — личный телохранитель. Он же — ее шофер. Он немой, кстати.
— Очень полезное качество для телохранителя, — сказала я, глядя на то, как двое мужчин — Сергей Сергеич и «прикрепленный» немой — и женщина, Людмила Александровна, направляются к дверям «фермы». — Пойдем за ними, — продолжила я. — Поднимай задницу, Витек.
— Нас не пропустят.
— А ты сделай так, чтобы пропустили! — И я почесала у него за ухом дулом автомата.
— Тогда надо выждать, — сказал он.
— Это понятно. Зачем же у них на хвосте виснуть? Пусть располагаются. — Я произносила эти слова, превозмогая мелкую нервную дрожь, сотрясающую мое тело. И было отчего трястись: я подступила вплотную к разрешению загадки, которая едва не стоила мне жизни.
— Выходи! — сказала я Виктору по прошествии двух минут.
Мы направились к массивным дверям фермы (я старалась держаться за его широкой спиной — на случай, если на входе установлены системы видеонаблюдения). Двери эти, вопреки ожидаемому, оказались незаперты. Меня охватило нехорошее предчувствие: я бы скорее хотела видеть их запертыми на семь замков. Незапертая дверь — это зачастую ловушка, как мне часто приходилось убеждаться на своем и чужом опыте.
За дверью шла лестница. Нет, не вверх, на второй этаж, а вниз — в подвал. Именно оттуда раздавались затихающие шаги.
Первый пункт спонтанного плана был осуществлен спустя секунду: я взмахнула рукой и точно таким же ударом в основание черепа, каким я вырубила Селезнева, охранника Саяпина, я выключила из дальнейших событий Витька. Он мне больше не нужен.
Витек аккуратненько упал в темный угол, я прикрыла его какой-то фанеркой и начала спускаться в подвал. Пройдя два пролета лестницы, я уперлась в полуприкрытую решетку.
— Кто тут? — проговорил грубый голос, и на меня из темноты шагнула высокая фигура.
— Это я, почтальон Печкин, — машинально ответила я и ударила человека сначала ногой в голень, а потом — кулаком в солнечное сплетение. Он упал и скорчился, а я деловито ткнула его в болевую точку под ухом дулом автомата и, перешагнув через бесчувственное тело, направилась дальше.
Все ближе к разгадке.
Я увидела перед собой обычную деревянную дверь, из-под которой сочился свет. Я потянула ручку двери на себя, и тут же меня ослепило потоком яркого света.
Я придержала рукой выбивающую зубами дробь нижнюю челюсть и решительно шагнула вперед.
…Это был большой зал. По всей видимости, в советское время это на самом деле было бомбоубежище. А теперь — теперь это была… по всей видимости, какая-то лаборатория. Судя по тому, что в разграниченных деревянными переборками отсеках у стен «бомбоубежища» копошатся люди в белых халатах (с полдесятка, не меньше), это в самом деле была лаборатория. Я медленно шла вдоль этих отсеков, а люди, погруженные в работу, даже не замечали меня.
И в последнем отсеке я увидела всех тех, за кем следовала от самого «Центуриона».
«Отсек» был больше всех прочих. Он был до отказа загроможден различными приборами и всяческими стеклянными шкафчиками с банками, колбами, пробирками, ретортами, а также всевозможными металлическими конструкциями для закрепления и фиксирования последних в определенной позиции. В дальнем углу стояла огромная колба, к которой было подсоединено несколько трубочек; в колбе плавало безголовое маленькое тело.
В центре отсека стояло белое кресло, сплошь опутанное проводами, датчиками, обильно снабженное ремнями, рычагами, обвешанное какими-то трубочками, веревочками и иголочками. Возле кресла находился черный электронный пульт — самого что ни на есть современного вида, — вероятно, координирующий деятельность всех вышеупомянутых разномастных научных причиндал.
В этом кресле сидел, опутанный проводками и трубочками, со введенной в вену иглой, которой была соединена тонюсенькая белая трубочка, Сергей Клейменов.
Возле кресла, наклонившись, стоял Глеб Константиныч, а за ним, у стены, сидела Савина с телохранителем, смотрела на Клейменова-младшего и говорила:
— Витя, ты не нервничай, а лучше послушай меня…
…Как она назвала его?
Именно Людмила Александровна увидела меня первая.
Она негромко вскрикнула и привстала с бледно-зеленой кушетки, на которой сидела, и ее лицо, и без того белое, приобрело оттенок упомянутой кушетки.
Я решительно шагнула вперед, телохранитель Савиной вскочил, выхватывая пистолет — но мой выстрел был первым. Он упал с простреленной грудью, и тут же из отсеков, как бабочки на огонь, на меня выпорхнули люди в белых халатах.
— Вот и хорошо, — сказала я, направляя на них автомат. — Все к стене, руки за голову, ноги расставить!