– Нет, это человек Линда. Всё оказалось очень просто, проще, чем я п-предполагал. И загадка с письмами разъясняется. Теперь понятно, почему письма попадали в Эрмитаж без штемпеля. Почтовый служитель, работающий на Линда – назовем этого человека для краткости Почтальоном – просто подкладывал их в мешок с корреспонденцией для Калужской части. И наше с вами сегодняшнее письмо тоже сразу попало к нему в руки. Он з-заметил, как вы курсируете подле окошка и дал знать Линду, а тот подослал своих людей, которые терпеливо д-дожидались вас на улице. Вернее, дожидались они Фандорина, поскольку думали, что это я.
– Но… Но как вы обо всем этом догадались?
Он самодовольно улыбнулся.
– Я сидел в чайной напротив почтамта. Ждал, пока вы выйдете за человеком, который заберет п-письмо. Время шло, а вы всё не выходили. Такая медлительность со стороны Линда показалась мне странной. Ведь он заинтересован во встрече не меньше, чем я. Из входивших в почтамт никто там долго не задерживался и никого подозрительного я не заметил. Интересное началось с появления двух известных вам господ, которые прибыли без четверти четыре. Причем пришли они вместе, а затем разделились. Один сел в моей чайной, через два стола, попросив по-немецки место подле окна. Г-глаз не сводил с дверей почтамта, по сторонам не смотрел вовсе. Второй на минутку заглянул в здание и присоединился к первому. Получалось, что вы обнаружены, однако интереса к содержанию письма люди Линда почему-то не проявляют. Я думал об этом довольно долго и в конце у меня возникла г-гипотеза. Перед самым закрытием я отправился ее проверить. Вы видели, как Почтальон на меня уставился, когда я назвался предъявителем казначейского билета? Это явилось для него полнейшей неожиданностью, поскольку никакого предъявителя быть не могло – уж он-то это знал доподлинно. Почтальон не совладал с мимикой и тем самым себя выдал. Надо полагать, что он-то и есть русский помощник доктора, составивший игривое объявление в газету. Именно Почтальон и выведет нас к Линду.
– А что, если, встревоженный явлением загадочного боцмана, он уже побежал предупредить доктора?
Фандорин посмотрел на меня, как на неразумного младенца.
– Скажите, Зюкин, вам когда-нибудь доводилось получать письма до в-востребования? Нет? Оно и видно. Почта хранит письмо или посылку в течение трех дней бесплатно, а затем начинает начислять пеню.
Я подумал-подумал, но не обнаружил в этом обстоятельстве никакой связи с высказанным мною опасением.
– Ну и что?
– А то, – терпеливо вздохнул Эраст Петрович, – что там, где принимают плату, существует финансовая отчетность. Наш с вами п-приятель не может уйти, пока не отчитается и не сдаст кассу – это выглядело бы чересчур подозрительно. Вон та дверь – служебный выход. Минут через пять, самое позднее, через десять, Почтальон выйдет оттуда и очень быстро отправится прямиком к Линду. А мы пристроимся за ним. Очень надеюсь, что больше у д-доктора помощников не осталось. Очень уж они мне надоели.
– Зачем вы убили того немца? – вспомнил я. – Только за то, что он в вас плюнул? Ведь он был оглушен, беспомощен!
Фандорин удивился:
– Я вижу, Зюкин, вы меня считаете монстром почище Линда. С какой стати я стал бы его убивать? Не г-говоря уж о том, что это ценный свидетель. Я всего лишь усыпил его, и надолго, часа на четыре. Полагаю, этого времени хватит, чтобы обоих г-голубчиков нашла полиция. Разве не интересная находка: труп и рядом человек без сознания с револьвером в кармане. А я еще и оставил свою визитную карточку с припиской «Это человек Линда».
Я вспомнил белую бумажку, которую Фандорин бросил бандиту на грудь.
– Может быть, Карнович с Ласовским из него что-нибудь и вытрясут. Хоть и м-маловероятно – среди помощников Линда предателей не водится. Во всяком случае, полиция усомнится в том, что мы с вами воры, а это уже неплохо.
Последнее соображение прозвучало весьма здраво, и я хотел сказать об этом Фандорину, но он с вопиющей бесцеремонностью зажал мне ладонью рот.
– Тихо!
С силой распахнулась узкая дверь, и во двор вышел, даже почти выбежал знакомый служитель, только в форменной фуражке и с папочкой подмышкой. Мелкими шагами просеменил мимо мусорных ящиков, повернул в арку.
– Спешит, – шепнул Эраст Петрович. – Это очень хорошо. Значит, п-протелефонировать не сумел или же некуда. Интересно, как он известил Линда о вашем приходе? Запиской? Тогда получается, что логово доктора где-то совсем недалеко. Всё, пора!
Мы быстро вышли на улицу. Я заозирался по сторонам, высматривая свободного извозчика: ведь если Почтальон спешит, то непременно возьмет коляску. Но нет – стремительная фигура в черном почтовом мундире пересекла бульвар, нырнула в узкую улочку. Стало быть, догадка Эраста Петровича верна, и Линд где-то неподалеку?
Не останавливаясь, Фандорин велел:
– Отстаньте от меня саженей на десять и держите дистанцию. Только не б-бегите.
Легко сказать «не бегите»! Сам Эраст Петрович каким-то чудом умудрялся вышагивать споро, но без видимой спешки, а вот мне пришлось передвигаться на манер подстреленного зайца: шагов двадцать пройду, потом немножко пробегусь; пройду – пробегусь. Иначе отстал бы. Уже почти совсем стемнело, и это было кстати – не то, боюсь, мои странные маневры привлекли бы внимание редких прохожих.
Почтальон немного попетлял по переулкам и вдруг остановился у маленького деревянного особнячка, выходившего дверью прямо на тротуар. В одном из зашторенных окон горел свет – дома кто-то был. Но звонить Почтальон не стал. Открыл дверь ключом и прошмыгнул внутрь.
– Что будем делать? – спросил я, догоняя Фандорина.
Он взял меня за локоть, отвел подальше от домика.