— Я инженер, — наконец сказал он. — Не я принимаю решения.
Я улыбнулся.
— Теперь, по-моему, мы начинаем понимать друг друга.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Если б я вам сказал, что сейчас самое главное — перейти на цветное вещание, — как быстро вы смогли бы это сделать?
На его лице появился интерес.
— Я могу перевести на цвет всю телесеть к сентябрю следующего года.
— А сможете вы обеспечить Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес к Новому году?
— Времени осталось мало.
— Знаю.
Он подумал немного, постукивая пальцем по своей трубке, и поднял глаза на меня.
— Если получу «добро» сейчас, то смогу.
— Считайте, что вы его получили, — сказал я. — Вперед.
— Мы перейдем на цветное вещание, но хотите знать, во сколько это нам обойдется?
— Если бы я хотел знать, то спросил бы, — возразил я. — Пришлите мне приблизительные расчеты, и я поставлю на бумагах свою визу.
Он встал и направился к двери. Я окликнул его и протянул ему заявление об уходе.
— Вот еще что, мистер Уайнент.
— Да, мистер Гонт.
— Вы сказали, что все будет готово к Новому году, так?
— Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес — да.
— Ладно. Будем надеяться, что так и будет. А это можете порвать.
Он помедлил секунду, затем улыбнулся.
— Считайте, что я его уже порвал, мистер Гонт.
Дверь за ним закрылась. Я чувствовал, что он выполнит свое обещание. Медленно я разорвал заявление на две части, положил их в конверт и надписал его имя. Позвонив Фогерти, дал ей поручение отнести этот конверт Уайненту.
Так я начал набирать свою собственную команду. И этот человек был в ней первым.
* * *
Джек позвонил около часу дня.
— Я только что звонил в свой офис на том побережье. Все готово. Когда ты сможешь выбраться туда, чтобы подписать бумаги?
— Завтра.
— Чудесно, — засмеялся он. — Как тебе нравится оперативность?
— Прекрати хвастаться, — оборвал я. — Теперь мне нужна не оперативность, а надежность.
— Да ладно, Стив. Ты же знаешь, что я шучу. С этими картинами тебе нужно лишь…
Я прервал его:
— Мне нужно какое-нибудь потрясающее шоу. Что-нибудь такое, чего нет у других телекомпаний. — Я на мгновение задумался. — Найдется какая-нибудь суперзвезда, которая хотела бы выступать у нас час в неделю?
— Ты с ума сошел! — ахнул он. — Все контракты с более-менее приличными артистами подписаны давным-давно.
— Ты хвастался своей оперативностью? Так вот, достань мне звезду, — я бросил трубку.
Телефон тут же зазвонил снова.
— Мисс Синклер, — сказала Фогерти.
Я нажал на клавишу.
— Барбара?
— Я люблю тебя, — призналась она.
— Ты с ума сошла! — засмеялся я.
— Нет! Серьезно, я люблю тебя, — с жаром воскликнула она. — Ты такой надежный, и всегда таким был.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — ответила она. — У меня здесь все прекрасно.
— Что ты делаешь?
— Сейчас я завтракаю в твоей кровати. Ты не будешь сердиться за крошки в постели? А еще я смотрю телевизор.
Мне стало интересно.
— И что же ты там смотришь?
— Да старый фильм с Жанной Рейнольдс. Господи, как она прекрасно поет!
— Да, — сказал я и нажал на клавишу на своем столе, включив канал Синклера. Ток-шоу: вопрос — ответ. Я нажал другую кнопку, появился другой канал. «Одинокий охотник» — новелла для домохозяек. — По какому это каналу?
— Только не говори папе, что я его смотрю. Это Эй-Би-Си.
Я дважды нажал кнопку, и на экране появилась Жанна Рейнольдс, но ее тут же перебила реклама. Я выключил звук.
— Мне здесь нравится, — сказала Барбара. — Один из официантов даже назвал меня миссис Гонт. Я бы в жизни не вернулась домой.
— Конечно, — усмехнулся я, глядя на экран.
— Когда ты придешь?
— А что?
— Я заказала специальный ужин для нас, — сказала она. — Икра, шампанское, свечи, музыка — все, как полагается. — Она хихикнула. — Я даже заказала одно очень привлекательное неглиже из магазина внизу.
— Ты говоришь как настоящая домохозяйка, — я не отрывал взгляд от экрана. Казалось, чертов рекламный ролик не кончится никогда. — Ты не слишком устала?
— Совсем нет. Кстати, думаю, я подняла твой авторитет здесь на сто процентов.
— При таких ценах в отеле на услуги я обошелся бы и без этого.
— Запиши все в графу расходов, — сказала она. — Скажи папочке, что ты развлекал здесь кого-то очень важного для его телесети, какого-нибудь крупного держателя акций. Кстати, ведь мама оставила мне пятнадцать процентов акций «Синклер Бродкастинг».
— Ну что с тобой поделаешь? Ладно. А теперь я вешаю трубку, мне надо работать.
— Я люблю тебя, — повторила она, и в трубке раздался щелчок.
Я положил трубку в тот момент, когда на экране снова появилась Жанна Рейнольдс. Фильму было лет пятнадцать, и это была одна из первых ее ролей. В свои двадцать пять она играла девятнадцатилетнюю девушку, и в это можно было поверить. Жаль, что она не могла вечно играть девятнадцатилетних.
Время изменило ее. Время, три неудачных замужества, алкоголь, наркотики… Она дошла почти до самоубийства. Складывалось впечатление, что судьба как-то вдруг отвернулась от нее: раз у тебя все так хорошо, получи-ка немного дерьма. И Жанна получила его сполна.
Фильмы забылись. Появились новые девятнадцатилетние девушки. Но, несмотря ни на что, голос у нее остался. Иногда она выступала в ночных клубах; публика все еще любила ее, и люди валили толпами, чтобы посмотреть на нее живьем. Но потом что-то случалось, все разлетелось в прах, и газеты пестрели аршинными заголовками. Она накачивалась и отказывалась выступать, а если и соглашалась, то просто падала на сцене и была не в состоянии петь. Заголовки продолжали появляться. Ведь Жанна до сих пор была звездой. Даже сообщение о ее банкротстве появилось на первых страницах.
Я смотрел на экран. Она все еще была звездой. Я еще не осознал, что собираюсь сделать, когда моя рука потянулась к телефону. Звезда. Не об этом ли я просил Джека?
— Теперь я точно знаю, что ты сумасшедший! — заорал он.
— Кто ее агент?
— У нее нет агента, — ответил он. — С ней никто не хочет связываться. Она подала в суд на всех, с кем работала.