— Я в этом уверена, господин губернатор, — отозвалась Рина, подпав под его обаяние.
— Между нами говоря, мне не важно, проживу ли я так долго, — сказал он. — Просто мне не хотелось бы оставить после смерти много врагов. А этого можно добиться, только пережив их всех.
Он рассмеялся, и Рина присоединилась к нему, на время забыв о причине, которая привела ее сюда. Он затянулся и медленно выдохнул дым. Ему понравилось то, что он видел перед собой.
Никаких новомодных глупостей вроде диеты и мальчишеской стрижки.
Подняв глаза, он понял, что она заметила его взгляд, и открыто улыбнулся.
— Вы были совсем маленькая, когда я утвердил ваше удочерение.
— Отец с мамой часто рассказывали, как вы были тогда добры.
Губернатор задумчиво кивнул. Они правильно сделали, что не скрывали от нее правды. Все равно рано или поздно она узнала бы.
— Вам сейчас лет восемнадцать?
— Через месяц будет девятнадцать.
— Да, вы повзрослели. — Он перестал улыбаться и положил сигару в пепельницу. — Я знаю, почему вы пришли, и хотел бы выразить искреннее сочувствие по поводу затруднений вашего отца.
— Вы ознакомились с выдвинутыми против него обвинениями?
— Я просмотрел бумаги, — признался он.
— Вы считаете, что он виновен?
Губернатор задумчиво покачал головой.
— Банковское дело — как политика. Многие вещи, оправданные с позиций морали, противозаконны с точки зрения закона. И судится только конечный результат.
— Вы хотите сказать, — быстро откликнулась она, — что главное — это не попадаться?
Губернатор удовлетворенно хмыкнул. Ему нравились быстро соображающие люди, нравилось обсуждать их идеи. Жаль, что в политике таких людей так мало.
— Не хочу показаться циничным, — негромко сказал он. — Все не так просто. Закон не догма. Он живет и отражает чаяния людей. Именно поэтому законы так часто меняются и уточняются. В конечном итоге мы полагаем, что мораль и закон в конце концов встретятся, как параллельные линии, которые пересекаются в бесконечности.
— Но мой отец не так молод, чтобы ждать до бесконечности. Ни у кого нет такого запаса времени.
— К сожалению, принятие решений всегда остается главной опасностью власти. Ваш отец пошел на такой риск, когда подписал разрешения на выдачу кредитов. Он оправдывал себя тем, что без этого предприятия разорятся, и множество людей останутся без работы или потеряют свои капиталовложения. Так что, с точки зрения морали, он был прав. Однако с юридической точки зрения все обстоит иначе. Банк в первую очередь должен думать о своих вкладчиках. Кроме того, в нашем штате в отношении займов действуют специальные законы. Согласно этим законам ваш отец не имел права давать кредиты без должного обеспечения. Конечно, если бы эти предприятия не закрылись и кредиты были возвращены, вашего отца назвали бы общественным благодетелем и дальновидным бизнесменом. Однако произошло обратное, и теперь все жаждут его крови.
— И не считается даже то, что, пытаясь спасти банк, он потерял все свое состояние?
— К сожалению, нет, — губернатор покачал головой.
— Значит, вы не можете ему помочь? — спросила Рина с отчаянием.
— Трезвый политик никогда не идет против общественного мнения. Сейчас ищут козла отпущения. Если ваш отец будет защищаться, он получит от десяти до пятнадцати лет. И я покину этот кабинет гораздо раньше, чем он получит право выйти на поруки.
Он снова взял сигару и покатал ее между сильных холеных пальцев.
— Если бы вы уговорили отца признать себя виновным и отказаться от суда присяжных, я договорюсь с судьей, и ваш отец получит от одного года до трех лет. Через пятнадцать месяцев я его амнистирую.
— А вдруг с вами что-нибудь случится? — спросила Рина.
— Я же собираюсь прожить до ста двадцати пяти лет! Но даже если меня тут не окажется, ваш отец не проиграет. Он все равно будет иметь право выйти на досрочное освобождение через двадцать месяцев.
Рина встала и протянула ему руку.
— Спасибо вам за то, что нашли время поговорить со мной. Как бы ни обернулось дело, я искренне надеюсь, что вы проживете сто двадцать пять лет.
* * *
Сквозь проволочную сетку Рина наблюдала, как отец идет к ней. Глаза у него погасли, голова поседела. Даже лицо стало серым, сливаясь с серой арестантской одеждой. Он попытался улыбнуться ей.
— Привет, Рина.
— Здравствуй, отец. С тобой все в порядке? — с тревогой спросила она. — Они тебя не…
— Все нормально, доченька, — быстро сказал он. — Я работаю в библиотеке — составляю новую систему учета. А то слишком много книг терялось.
Рина внимательно вгляделась в его лицо. Наверняка он шутит. Между ними воцарилась неловкая тишина.
— Я получил письмо от Стэна Уайта, — прервал затянувшуюся паузу отец. — За дом предложили шестьдесят тысяч.
Стэн Уайт был адвокатом отца.
— Хорошо, — ответила она. — Я не надеялась, что мы получим так много. На большие дома почти нет спроса.
— Его хотят купить какие-то евреи, — сказал он без обиды. — Поэтому платят так много.
— Все равно он был слишком велик для нас, так что мы и не стали бы в нем жить после твоего освобождения.
— Денег останется мало. В лучшем случае, тысяч десять.
— А нам много и не понадобится, — сказала Рина. — Справимся, пока ты не найдешь себе работу.
— Кто захочет иметь со мной дело? — с горечью бросил он. — Я больше не банкир, а преступник.
— Не смей так говорить! — воскликнула Рина. — Все знают, что за тобой вины нет. Ты не взял себе ни цента.
— А это еще хуже, — криво усмехнулся он. — Одно дело сесть за преступление, и совсем другое — по глупости.
— Не нужно мне было уезжать в Европу. Тогда ничего бы не случилось.
— Нет, это я подвел тебя.
— Ты никогда меня не подводил, папа!
— У меня теперь много времени, чтобы думать. Я ночами не сплю, тревожусь, что с тобой будет.
— Я не пропаду, отец. Найду работу.
— Это не так просто. У тебя нет профессии. — Он опустил глаза. — Я даже испортил твои перспективы на хороший брак.
Она рассмеялась.
— Я не собиралась замуж. Молодые люди меня не интересуют. Они кажутся мне мальчишками. Если я и выйду замуж, то за зрелого мужчину вроде тебя.
— Тебе нужно отдохнуть. Вид у тебя усталый.
— Мы отдохнем вместе, когда ты вернешься домой, — пообещала она. — Отправимся на Ривьеру: там целый год можно жить меньше чем на две тысячи долларов.
— Ну, до этого еще долго. А отдохнуть тебе надо сейчас.