— Уважаемый господин президент! Я бы хотел предложить еще несколько кандидатур в совет директоров.
— У вас нет на это никакого права! — крикнул Норман.
— Согласно уставу компании, — возразил Пирс, — любой держатель акций может выдвигать столько кандидатур, сколько мест в совете.
Норман повернулся к своему вице-президенту и главному консультанту:
— Это так?
Тот нервно кивнул.
— В таком случае можешь считать себя уволенным, болван! — прошипел Норман.
— Это противозаконно! — крикнул он Пирсу. — Это попытка нарушить работу компании.
— Предложение мистера Пирса абсолютно законно, — поднялся сосед Пирса, и тут Норман наконец вспомнил, кто он такой: Макалистер, поверенный Джонаса Корда. — И я утверждаю это со всей ответственностью.
— Полагаю, вы можете доказать, что являетесь держателями акций? — хитро спросил Норман.
— Безусловно, — улыбнулся Макалистер.
— Тогда предъявите ваши доказательства. Я имею право их потребовать.
— Конечно, имеете.
Макалистер подошел к президиуму и положил на стол свидетельство на акцию. В нем значилось, что Дэниэлу Пирсу принадлежат десять акций.
— Это все, что у вас есть? — невинно спросил Норман.
— Этого достаточно в качестве доказательства, — ответил Макалистер, не признаваясь, какой процент акций он представляет. — Так мы можем назвать наших кандидатов?
Норман кивнул. Пирс назвал шесть фамилий кандидатов в совет из девяти человек. Норман знал только Макалистера и самого Пирса. При подсчете голосов Макалистер представил собранию доверенности на сорок один процент акций — двадцать шесть на имя Джонаса Корда и пятнадцать, принадлежащих различным страховым фирмам. Все шесть его кандидатов прошли в совет. Норману пришлось оставить в списке себя, Дэвида и вице-президента-казначея.
Когда он выходил из зала заседаний, его обычно кирпичное лицо было мертвенно бледным. У дверей его остановил Пирс.
— Нам нужно с вами переговорить до заседания совета.
— Я не разговариваю с предателями, — холодно ответил он. — Иди, поговори с Гитлером.
Дэн Пирс повернулся к Дэвиду:
— Дэвид, заставь его прислушаться к голосу разума. Корд уполномочил меня предложить три миллиона за долю Нормана. Это вдвое больше стоимости его акций. В противном случае Корд объявит компанию несостоятельной, и акции будут годиться только на обои.
— Сделаю что могу, — сказал Дэвид.
Теперь Норман снова кричал, метался по кабинету и грозил Корду новым общим собранием, где он наберет большинство.
— Вот посмотришь, как они запоют, когда я объявлю о новых фильмах, которые мы снимаем с Риной Марлоу.
Дэвид секунду смотрел на дядю, а потом взялся за телефон.
— Междугородную, пожалуйста. Я хочу поговорить с Санта-Моникой, штат Калифорния. Клиника Колтона, палата триста девять.
Он посмотрел на дядю, который демонстративно отвернулся к окну.
— Айлин? Это Дэвид. Как она?
— Плохо, — едва слышно ответила Айлин, а потом зарыдала. — Врач сказал… она умирает. Он… он говорит, что это чудо, что она до сих пор еще жива.
Щелчок — и разговор прервался. Дэвид повернулся к Норману.
— Рина больше не будет играть, — сказал он. — Она умирает.
Норман побледнел и упал в кресло.
— Бог мой! Что же теперь станет с компанией? Она была нашей единственной надеждой. Теперь и Корд не будет нами заниматься.
Дэвид непонимающе уставился на него:
— Как это?
— До тебя еще не дошло? Мне до сих пор все тебе разжевывать? Корду наплевать на нашу компанию. Ему нужна была только девица.
— Девица?
— Вот именно. Рина Марлоу. Помнишь, я рассказывал тебе о своем с ним разговоре в туалете отеля? Помнишь, он не стал знакомить меня со своими девицами из-за того, что я украл Марлоу у него из-под носа?
Дэвиду вдруг все стало ясно. Как он раньше до этого не додумался? Он взглянул на дядю с новым уважением.
— Ну и что мы будем делать?
— Делать? — повторил старик. — Молча пойдем на собрание. Пусть сердце мое разбито, но если он предложил за мои акции три миллиона, то даст и пять!
* * *
На этот раз сон не исчез, даже когда Рина открыла глаза. Наоборот, он стал даже ярче. Секунду она лежала совершенно неподвижно, глядя на полиэтиленовую палатку, закрывавшую ей голову и грудь, потом медленно повернула голову.
Айлин сидела рядом и смотрела на нее. Рине хотелось сказать подруге, чтобы она не тревожилась, что бояться нечего. Во сне она уже столько раз умирала!
— Айлин! — прошептала она.
Айлин вздрогнула и встала. Рина улыбнулась ей.
— Это действительно я, Айлин. Я не брежу.
— Рина!
— Не плачь, Айлин, — прошептала Рина. Она попыталась посмотреть на календарь, но он оказался слишком далеко. — Какой сегодня день?
— Пятница.
— Тринадцатое? — попыталась улыбнуться Рина. — Вызови Джонаса. Я хочу его видеть.
Айлин вышла, но очень быстро вернулась.
— Его секретарша говорит, что он в Нью-Йорке, но они не знают, как с ним связаться.
— Обязательно найди его! — улыбнулась Рина. — Ты меня не проведешь. Я сама играла эту роль много раз. Позвони ему. Я не умру, пока он не приедет. — На ее лице появилась слабая ироническая улыбка. — И вообще в уикенд не умирают — ведь газеты не выйдут до понедельника.
Я до отказа взял ручку на себя, чуть тронул левый руль высоты и добавил газ. Самолет в полупетле рванулся вверх, словно выпущенная из лука стрела. Перегрузка вдавила меня в кресло. Выровняв машину в верхней точке петли, я посмотрел на приборную доску — мы делали триста, и Лонг-Айленд остался далеко позади.
Я хлопнул по плечу сидящего на переднем сиденье военного летчика.
— Ну как, полковник? — крикнул я, стараясь перекрыть рев двигателей и свист ветра.
Не оборачиваясь, он кивнул. Я знал, чем он занят: он проверял показания приборов. Подполковник Форрестер был профессиональным пилотом, не то что старый генерал, которого мы оставили на земле.
Генерал пилотировал письменный стол в интендантском отделе в Вашингтоне. К самолетам он не имел никакого отношения. Хорошо, что в его группе оказался военный летчик.
Я раскусил его сразу же, как он вошел в ангар в сопровождении Морриси. С ним шли двое адъютантов, и ни один из них не имел отношения к авиации. При виде нашего самолета он недовольно нахмурился.