«Она на третьем этаже жила…» — «С третьего этажа так разбилась?..» — «У нас в доме в прошлом году мужик с пятого этажа упал, и ни фига». — «Сама, что ли?..» — «Ментовка сейчас приедет». — «А как звали-то ее?» — «Вроде дышит еще…» — «Все равно умрет». — «Убиться и с первого этажа можно…» — «Господи, какая дурочка!..» — «Из-за чего она?» — «В этой общаге уже который случай…» — «А родители-то как?..» — «Боже мой!» — «Димка, я не могу смотреть…» — «Хоть бы юбку задернули…» — «Молоденькая еще…» — «Она из нашей общаги, да?» — «Если сама, было, значит, из-за чего…» — «Ментовку ждут, не велели трогать». — «Осторожно, по ногам как по асфальту!..» — «Давно это было-то?» — «Не знаю, что с родителями будет…»
Кто-то плакал в толпе. Отличника задели за локоть, и он оглянулся. Рядом стоял красный, страшный Ванька, а с ним — бледная Нелли в туго затянутом на поясе халате.
«Кто нашел-то?..» — «Да она еще живая!..» — «Хоть поднять бы, на койку…» — «И живем не по-людски, и дохнем так же…» — «Несчастная любовь, возраст такой…» — «Дурочка, боже мой, какая дурочка!» — «Давно ментов-то ждут?» — «Не подходите, нельзя!» — «Вдребезги вся…» — «Родители с ума сойдут…» — «Она с первого курса, я ее видел». — «Зачем тут „скорая"? Тут уже в морг надо». — «А глаза-то закатились…» — «С девятого этажа? Из окна, что ли? С балкона? С крыши?» — «Общага вонючая…» — «Да ведь это не просто — так сделать-то…» — «Я на вступительных с ней за одной партой сидела…» — «Ребята, а почему она?..» — «Холодно тут».
— Отличник, — услышал Отличник шепот Нелли.
«Нельзя же так, в конце концов… О других думать надо… Мать есть, отец…» — «Умерла уже вроде…» — «Чего не едут-то?»
— Ты так не делай никогда, — попросила Нелли. Отличник не ответил. Сзади протолкался Игорь и остановился, глядя на девочку и приобняв Нелли за плечи.
«Жить бы да жить еще…» — «Не могу я понять этих самоубийц…» — «Да почему она?..» — «Вот так все будут стоять и пялиться, как мы сейчас…» — «Тошнит меня от крови…» — «Ничего, симпатичная была».
Игорь вдруг шагнул вперед.
— Не трогай! — кинулся к нему Гапонов, но Игорь уже нагнулся над телом девочки и одернул на ней юбку, закрывая трусики.
«Хоть один умный человек…» — «Гапону бы рыло разбить…» — «Чего не едут так долго?» — «Еще жива до сих пор?..» — «Все равно не спасти…» — «Родители повесятся…» — «Тысячу раз ее видел, а знать бы…» — «Не стоило из-за любви…» — «Жизнь такая достала, вот и прыгнула…» — «Нет, я так не смогу…» — «В кровь не наступи, дура». — «Уж скорей бы ее убирали…» — «Ладно, пошли». — «Там Ринат Ботов вход на крышу стережет, говорит, чтобы следы не затоптали…» — «На фиг ему следы?» — «Что одна была… Что никто ее не толкал…» — «Умереть тоже уметь надо… Не так же, честное слово!» — «Да убили ее! По пьяни изнасиловали — и в окно!» — «Пора, Ленка, время уже, опоздаем…» — «Как в цирке…» — «Интересно, что она думала в тот момент?..» — «А ведь час назад жива была…»
Отличник почувствовал, как Нелли взяла его ладонь в свои руки, и снова оглянулся. Нелли расширенными глазами смотрела куда-то вверх, на общагу. Отличник тоже поднял голову, увидел лица в раскрытых окнах, людей на балконах, среди которых мелькнула Леля, и стену из желтого, как вечность, кирпича.
— Общага-на-Крови, — тихо и внятно произнесла Нелли.
Отличник медленно подошел к двери своей комнаты и вдруг понял, что он не может сейчас зайти туда, не может разговаривать с Игорем или Ванькой. Он постоял, тяжело шевеля мыслями, развернулся и постучал в дверь двести двенадцатой.
Ему не ответили, но он толкнулся и вошел. В комнате, ярко освещенной утренним солнцем, была одна только Леля, которая сидела за столом и курила. Она как-то слепо глянула на Отличника и отвернулась. Отличник обессиленно опустился на стул у другого конца стола и положил на столешницу голову.
Они долго молчали, не меняя поз. Потом Отличник услышал, что Леля плачет, и поднял лицо. Его потрясло, что Леля одна делает то, что надо делать, — просто жалеет девочку. Леля глядела перед собой, а слезы бежали по ее щекам. Лицо Отличника вдруг скрутилось, горло задрожало, и в нем что-то запрыгало, как шарик в свистке. И Отличник тоже заплакал, не успев даже перевести дыхания.
Они плакали, но плакали не только потому, что та девочка разбилась. Они плакали, потому что чувствовали, как безмерно, беспредельно они счастливы, но все равно не понимают, откуда же столько горя, от которого они плачут. И они плакали о вечной обреченности человеческого рода, о том, что время идет против нашей воли, что мы неразрешимо одиноки, что мы расстанемся с друзьями и друзья предадут нас, а мы — их, что любовь все равно пройдет, что никогда мы не изведаем свободы, что мы слабы и ничего не понимаем в этом мире, что вечная красота не включает нас в свои пределы, что сбудутся или угаснут наши мечты, а дела окажутся ненужными, что мы появились на свет не по своей воле, проживем жизнь по воле истины, которая к нам безразлична, и не по своей воле уйдем, что нас мучит страх, что будущее от нас сокрыто, что в мире нет правды, а на небе нету бога, что морская вода солона, а земля несъедобна, что мы теряем всегда больше, чем находим, что кто-то имеет власть над нами, хотя подлее нас во сто крат, что радость быстротечна, а боль не имеет конца, что нам никогда не увидеть всего на свете, что нам не суметь рассказать о себе все, что в полной тьме ничего не видно, а яркий свет слепит, что мы устали и никому до нас нет дела, что на нас лежит вина за чужое зло, а кто-то все равно нас лучше, что мало тепла, что нет уже парусных кораблей и мы не умеем ездить на лошадях, что сны наши уже не те, что были в детстве, а у Богородицы такое грустное лицо, что рано или поздно мы все равно умрем и нас сожгут или закопают в землю.
— Вот он, — сказала Ботва, подталкивая Отличника в спину.
Отличник, внутренне поджавшись, переступил порог двести двадцатой комнаты. У торца стола, разложив перед собой листы бумаги, сидел молодой прыщеватый милиционер. Кроме него в комнате девочки-самоубийцы находились еще Талонов и Ринат. Талонов был угрюм, а Ринат, привалившийся спиной к шкафу, выглядел сонным. Отличник осмотрелся со странной боязнью перед вещами умершей хозяйки. Все вещи имели такой вид, словно они брезгливо скорчились от прикосновения чужих людей. Отличник был здесь в первый раз и неприятно удивился, что у любовницы Рината оказалось пустовато и голо. «Как Ринат мог ходить сюда? — подумал Отличник. — Как он смел заставлять эту девочку спать с собой, если вокруг такая грустная бедность, такое неприкрытое одиночество?»
— Как спрыгнула-то она, видел? — спросил милиционер.
— Ну, — сказал Отличник.
— Не «ну», а нормально разговаривай! — тотчас злобно одернула его комендантша, усаживаясь на кровать.
— Фамилия? Имя? Отчество? — деловито начал милиционер.
Отличник назвался, и Ботва, словно выдавая некую его гнусную тайну, сообщила:
— А кличка у него здесь Отличник, товарищ следователь.
— Рассказывай, что видел, — велел следователь.