— А как насчет денег для строительства студии? Не можем же мы все время работать на ферме. Давай раздадим половину долгов, а остальные с удовольствием подождут. Судя по всему, картина принесет нам четверть миллиона долларов, и все об этом знают.
— Если она принесет нам столько денег, то мы спокойно можем себе позволить выплатить долги сейчас, — возразил Питер.
— Но этих денег нам придется ждать год, — запротестовал я. По законам штата деньги можно было получить не раньше, чем через полгода после выхода картины на экран. — Что же мы будем до этого делать? Сидеть сложа руки? Мы не можем себе это позволить.
Но Питер был неумолим.
— Заплати деньги, как я сказал. Это стоит сделать хотя бы для того, чтобы одну ночь проспать спокойно.
Я знал, что спорить бесполезно. Если он начинал говорить таким упрямым тоном, то переспорить его было уже невозможно.
— Ладно, Питер.
Он смягчился.
— Так им понравилась картина?
— Да они без ума от нее. Особенно от той сцены, где шериф перестреливается с бандитом в доме у девушки. Я знал, что ему это понравится, ведь это была его идея. По пьесе стрельба происходила в большом салуне, но у нас не было денег, чтобы построить такие декорации, и поэтому Питер решил перенести сцену в дом.
Он захохотал.
— Я ж тебе говорил, что так будет гораздо драматичнее, а?
— Ты был прав, Питер, — сказал я, с улыбкой слушая его гордый голос.
Он прищелкнул языком.
— Ну что, смогли они высидеть весь фильм?
— Да он им так понравился, что они не хотели, чтобы картина заканчивалась. В конце устроили овацию. Если бы ты только видел, Питер, как они встали и разразились аплодисментами.
Я слышал, как он отодвинул трубку от губ и принялся кому-то что-то объяснять, затем его голос зазвучал снова.
— Я вот сказал сейчас Эстер, что был прав, когда утверждал, что семь частей для фильма, это не так уж и много.
Я расхохотался, вспомнив, как он сказал однажды, что никто не сможет высидеть фильм из шести частей.
Он прервал мои воспоминания.
— Эстер спрашивает, кто платит за телефонный разговор?
Я посмотрел на Бордена и улыбнулся.
— Мы, конечно. Не думаешь ли ты, что я звоню с чужого телефона и не оплачу счет?
На том конце провода воцарилось молчание, затем раздался жалобный голос Питера.
— Но мы разговариваем уже почти двадцать минут. Это же сто долларов! — И он быстро попрощался: — До свидания, Джонни!
— Подожди, Питер… — начал я, но тут послышался щелчок, и связь прервалась. Я удивленно посмотрел на замолчавшую трубку и повесил ее на рычаг.
Я повернулся к Бордену и улыбнулся. Он пожал плечами, и мы вместе вышли из его кабинета в конференц-зал. Там было еще полно народа, оживленно обменивающегося мнениями. Воздух был сизым от дыма. Я заметил несколько представителей крупных компаний.
Один из них говорил:
— Это доказывает, что время фильмов из двух частей ушло раз и навсегда. Теперь нам надо мыслить категориями полнометражных фильмов.
— Да что ты говоришь, Сэм, — ответил другой. — Может, это и так, но как мы их будем снимать? В Нью-Йорке мы можем снимать только три месяца на натуре, в лучшем случае — это пять картин в год. А что потом? Сидеть сложа руки?
Первый подумал, прежде чем ответить.
— Надо найти такое место, где лето длиннее.
Его собеседник хмыкнул. На его лице было написано сомнение.
— Но где? Не у всех же нас такие друзья, как у Кесслера. Не можем же мы все делать фильмы в Калифорнии?
Меня внезапно осенило. Я знал ответ на этот вопрос.
— А почему бы нет, джентльмены? — сказал я, присоединяясь к ним. — Почему вы не можете делать фильмы в Калифорнии?
Я посмотрел по сторонам. По лицам было видно, что мое предложение их заинтересовало.
— Что вы имеете в виду? — спросил один из них.
Прежде чем ответить, я обвел их взглядом. Мне нужно было подогреть их интерес. Понизив голос, я конфиденциально сообщил:
— Выпуская «Бандита», «Магнум» знал, какой переворот это произведет в кинематографе. Питер Кесслер умеет быть благодарным тем, кто поддержал его в трудную минуту. Итак, джентльмены, — я еще понизил голос, и они вытянули шеи, — я только что говорил с Кесслером по телефону, и он проинформировал меня, что согласен поделиться с вами имеющимися у него возможностями — делать картины в Калифорнии. Подумайте об этом, джентльмены, подумайте. — Про себя я усмехнулся. Это был старый балаганный трюк. — Возможность делать картины не тринадцать недель в году, а все пятьдесят две. Это возможно там, где всегда светит солнце, где хватит места для съемок любой картины. «Магнум» владеет сейчас почти сотней тысяч акров земли в Голливуде — достаточно, чтобы построить сотню студий. Когда к нам присоединились Ласки, Голдвин и Ломмель, у Питера возникла блестящая мысль — что вы все, независимые продюсеры, тоже переедете туда и сделаете Голливуд столицей мирового кинематографа. В общем, он уполномочил меня сообщить вам следующее: за вашу доброту и за оказанные ему услуги он согласен продать вам землю по тем же ценам, что купил и сам. Любое количество земли. Цена — сто долларов за акр. Конечно, джентльмены, никто не желает продавать вам кота в мешке. Вы можете купить любое количество акров в том месте, которое вам понравится. Продажа будет производиться согласно очередности подачи заявлений. Таким образом, первый, кто захочет купить землю, будет иметь полное право первого выбора. В том случае, если место вам не понравится, деньги возвращаются немедленно.
Борден был удивлен не меньше других.
— А почему ты об этом ничего не говорил мне? — спросил он.
— Извини, Билл, — сказал я, поворачиваясь к нему. — Питер поставил мне условие не говорить никому до его особого распоряжения. Только что он подтвердил свое решение по телефону.
— А как быть с нашими студиями здесь? — спросил Билл. — В них же вложено немало денег.
— Вы можете их использовать для съемок коротких фильмов, — предложил я, — но большие картины и большие деньги отныне будут делаться в Голливуде. Какая у тебя здесь студия? Триста квадратных метров? Ты можешь прогнать через нее сотню голов скота, как мы это сделали в «Бандите»? Или можешь снять группу скачущих всадников, как это сделали мы? Ответ очевиден — кто останется здесь, будет связан по рукам и ногам, у него будет меньше времени, места и, конечно, возможностей.
Я замолчал и огляделся. Было видно, что все поражены. Я знал, что они у меня на крючке, и боялся только одного: как бы меня не спросили, где же Питер взял столько денег, чтобы купить всю эту землю? Тогда мне конец. Но я напрасно беспокоился, потому что Борден первым заглотил наживку. Он вытащил из кармана автоматическое перо и стал выписывать чек.