— Его жена, — сказал Шарп.
Питер устало кивнул головой.
— Я сталкивался с подобными женщинами на своем веку, — сказал Борден, — в кино от них никуда не денешься. Но такую, как она, встречаю впервые. От того, что я о ней слышал, уши вянут! — Он покачал головой. — Просто не верится.
— Настоящая нимфоманка, — отрезал Сэм. — Если так и дальше пойдет, то скоро в Голливуде не останется ни одного мужчины, с которым бы она не переспала.
Питер посмотрел на них.
— Да вы и половины не знаете. Если бы она занималась этим только в своей постели, еще куда ни шло, но ведь для нее, когда припрет, подходит любое место и любое время… Мне пришлось уволить уже троих, которые трепали о ней языками. Однажды мне принесли фотографию, где она запечатлена с одним из осветителей прямо на съемочной площадке. Задрав платье, она стояла, наклонившись у стены. Мне пришлось уплатить тысячу долларов за негативы и снимки. Не знаю, может быть, у кого-нибудь есть и другие фотографии.
Некоторое время он смотрел на свой стакан, затем снова поднял глаза.
— Я вызвал ее к себе. Мне было так стыдно, что я протянул ей фотографии, не в силах вымолвить ни слова. И как вы думаете, что я услышал? Не поверите. Она посмотрела на меня и засмеялась. «Сразу видно, что снимал любитель, — сказала она. — Если бы он подождал минутку, то заснял бы меня в еще более пикантной позе».
Питер немного подождал, но собеседники молчали, и он продолжил:
«Далси, — сказал я ей, — как только тебе не стыдно! Что про тебя будут говорить?» — «В любом случае будут говорить», — отвечает она. «Но, Далси, — сказал я ей, — зачем тебе это? У тебя ведь такой чудесный муж! Что с ним будет, когда он обо всем узнает? Представляешь?» А она смотрит на меня насмешливо. «Да кто ему расскажет? — спрашивает она. — Вы, что ли?» Я ничего ей не ответил. Она прекрасно знала, что я никогда ничего не смогу сказать Джонни. У меня скорее язык отсохнет.
Видя, что я молчу, она самодовольно улыбнулась и сказала: «Я знала, что вы ничего ему не скажете». Она уже было собралась уйти, но вдруг повернулась и молча уставилась на меня. Видно, о чем-то задумалась. Я сижу, жду.
И вот вижу, как у нее на глазах выступили слезы, губы задрожали. «Вы не понимаете, — говорит она, плача, — я очень эмоциональная натура. Когда я выходила замуж за Джонни, то думала, что буду счастлива, но все получилось по-другому. И дело не в том, что он без ноги, он вообще ни на что не годится. А я — актриса. И иногда мне в жизни нужно испытать то, что переживают мои героини, иначе от меня не будет проку на экране».
На миг мне даже стало ее жаль, но я тут же подумал, что такой шлюхе, как она, нет оправдания. Если б это для нее было действительно настолько важно, она могла бы заниматься этим так, что все было бы шито-крыто. Я сказал, что если она не изменит поведение, то мне придется ее уволить. Она мне поклялась, что больше не будет, и я выпроводил ее из кабинета. Я был так рад, что наконец наш разговор закончился.
— Бедный Джонни, — сказал Борден, глядя на языки пламени. — Может, у него и правда проблемы с этим?
Питер слегка покраснел.
— Она все это придумала.
— Откуда ты знаешь?
— Вечером того же дня я позвонил врачу Джонни в Нью-Йорке, и он меня уверил, что с этим делом у него все в порядке. — Питер смущенно кашлянул.
— Интересно, что будет с Джонни, когда он обо всем узнает? — сказал Сэм.
— Боюсь даже подумать, — ответил Питер. — Она ведь такая актриса, что он ни о чем и не догадывается.
— В этом-то и проблема, — сказал Борден. — Почему Бог не наградил таким талантом какую-нибудь достойную девушку? Это же чудовищная несправедливость, что такой редкий сценический дар достался стерве.
Питер кивнул, соглашаясь с ним.
— Да, несправедливо, но так уж получилось. Зло побеждает чаще, чем добро.
Сэм потянулся за бутылкой и, наполнив стаканы, повернулся к Бордену.
— Когда ты собираешься в Нью-Йорк?
— Через пару недель, — ответил Борден. — Вот улажу здесь кое-какие дела. Я ведь купил дом на Лонг-Айленде, и моя жена теперь вся в заботах.
— Ты все еще не отказался от прежних планов? — спросил Питер, глядя на него с любопытством.
— Нет, конечно, — ответил Борден.
Питер замолчал. Борден собирался продать почти все свои акции кинокомпании на бирже и уже договорился с группой банкиров с Уолл-стрит, которые теперь представляли его финансовые интересы. Продав свои акции, Борден надеялся погасить имеющиеся задолженности в банке.
— Мне это не нравится, — наконец сказал Питер.
Борден засмеялся.
— Ты слишком старомоден, — сказал он. — Тебе надо научиться новым методам управления. Времена, когда один человек мог управлять своей компанией, прошли. Сейчас это безумие. Каждый должен заниматься своим делом. Зачем мне стараться быть одновременно банкиром, и продюсером, и управляющим кинотеатрами? Я хочу нанять самых лучших специалистов в каждой области, чтобы они управляли всем бизнесом. А для большого бизнеса нужны специально обученные люди; люди, которые только этим и занимаются.
— Я им не верю, — продолжал настаивать Питер. — У них все хорошо, когда дела на мази, но кто знает, что от них ждать в случае неприятностей. Я помню, как встречался с ними много лет назад, когда ходил по банкам Нью-Йорка. Как они свысока смотрели на нас! Прямо было видно, что они думают: «Торгаши, евреи». И отказывались давать ссуду. Теперь, когда мы стали делать большие деньги, они хотят прийти к нам на помощь. Не верю я им. Где они были, когда нам действительно нужна была рука помощи? Отводили взгляд в сторону? За деньгами мы обратились к Сантосу, он поверил нам и пошел на риск.
— Конечно, беря двенадцать процентов, — вставил Борден.
— Двенадцать процентов — это не так уж и много, если тебе больше негде взять деньги, — парировал Питер и хитро посмотрел на Бордена. — Сколько процентов акций ты себе оставляешь?
— Пять процентов, — ответил Борден.
Питер покачал головой.
— И ты не боишься неприятностей?
— Какие могут быть неприятности? — спросил Борден. И сам ответил на свой вопрос: — Никаких. Ты посмотри, что творится на фондовой бирже, — акции растут не по дням, а по часам. В стране бум, да, самый настоящий бум. К тому же ты ведь не знаешь этих людей, это настоящие джентльмены. С ними обо всем можно говорить в открытую, они не похожи на людей, которые работают в кинобизнесе. У них столько денег, что они могут позволить себе сказать и в открытую. Все, что они хотят, так это помочь нам.
— С каких это пор ты стал таким экспертом? Или ты их так хорошо знаешь?
Борден непринужденно засмеялся.
— Я их знаю прекрасно, — ответил он убежденно. — В прошлом году, когда я покупал дом на Лонг-Айленде, я очутился в их среде. Я был первым евреем, который купил дом в том районе, и сначала волновался, как они меня примут. Но все было просто прекрасно. Они приглашали меня к себе домой, в свои клубы, я чувствовал себя среди них, как среди родных. Они никогда не напоминали мне, что я еврей. — В его глазах светилась гордость.