Сев прямо на пол, я стащил с себя сапоги и носки и поставил на каменную поверхность горящие ступни. Долго я сидел так, наслаждаясь отсутствием изнуряющей жары и вполне ощутимым холодом камня. Набравшись сил, я обулся, вылез из своего убежища, высмотрел самую широкую улицу и направился по ней к тому месту, куда, по моим расчетам, вели главные закоулки города.
По дороге я миновал десятки похожих одна на другую построек, равнодушно глядевших на меня темными пустыми проемами. Несколько раз, набрав полную грудь воздуха, я крикнул, но отзывалось только звонкое эхо. Однажды на пути мне попалось сооружение из камней, выложенных на земле в форме цилиндра. Догадавшись, что это колодец, я бросился к нему и заглянул вглубь, но на глубине четырех-пяти метров разглядел лишь каменистое растрескавшееся дно: с момента, когда там была вода, колодец давным-давно высох.
Застройка по мере моего продвижения в глубину стала редеть и вдруг расступилась. Я вышел на широкую, расчищенную от камней площадь, где домов уже не было. По-видимому, это была центральная площадь города. То, что я увидел, заставило меня остолбенеть и действительно забыть о жажде.
Площадь была целиком заставлена какими-то странными статуями. Все они стояли на монолитных каменных постаментах на расстоянии нескольких метров друг от друга. Все они были разные и по форме, и по размерам: некоторые были в человеческий рост или пониже, а некоторые возвышались и на три человеческих роста. Я подошел вплотную к этому странному собранию скульптур.
Ничего подобного мне видеть ранее не приходилось. Здесь были изваяния фантастических, совершенно неизвестных мне существ. Некоторые из них отдаленно походили на людей, но имели тела, головы и конечности совсем не человеческие. Кургузые, горбатые, пузатые и грушевидные туловища сочетались с длинными, как у обезьян, шестипалыми руками или с какими-то недоразвитыми, рудиментарными отростками вместо рук, с кривыми и короткими когтистыми лапами вместо ног или почти без ног, но с несоразмерно огромными ступнями, более похожими на ласты. С головами, вытянутыми или, наоборот, приплюснутыми и со странными отростками по бокам; с деформированными и причудливыми лицами, похожими больше на звериные морды, на какие-то жуткие карикатуры или изображения в кривом зеркале; с носами и ушами, как у летучих мышей, с огромными выпуклыми глазами или совсем без глаз. У отдельных изваяний было по две головы, причем совершенно разных. Некоторые скульптуры были похожи на птиц, некоторые — на хищных динозавров, скалящих зубастые пасти устрашающего вида. Некоторые более всего напоминали стоящих на задних конечностях свиней и носорогов. Были там статуи, самым невероятным образом сочетающие в своем облике черты совершенно разных животных, рыб, земноводных, рептилий, даже насекомых и моллюсков. Были там и столь поражающие воображение изваяния, которые не пригрезились бы ни одному абстракционисту. Я бы затруднился даже предположить, что это: какие-то диковинные существа или неописуемых форм объекты, которым не было места в родном мне мире.
При всем разнообразии этих скульптур их объединяло то, что все до единой они были отталкивающе безобразны, словно кто-то специально задался целью запечатлеть здесь в камне антологию всех мыслимых и немыслимых видов уродства. Я бродил между этих статуй, задрав голову, и не переставал поражаться. Что все это значило? Чья больная фантазия родила все эти изощренно-жуткие образы? Кому и зачем понадобилось сооружать такой чудовищный паноптикум? Но ответов от каменных страшилищ ждать не приходилось. Мне вдруг захотелось покинуть эту кунсткамеру под открытым небом — ее экспонаты производили чрезвычайно тягостное, гнетущее впечатление; и вообще, казалось, всю площадь окутывала какая-то зловещая аура.
«Тебе тоже здесь будет стоять памятник!» — в довершение всего злорадно захихикал внутренний голос.
Этого вынести было уже невозможно. Быстрым шагом я вышел на открытое пространство между постройками и дьявольским парком. Куда теперь идти и что делать — мыслей совершенно никаких не было. Самое лучшее, что можно было сделать в этой жуткой действительности, — проснуться. Но слепящий солнечный диск, застывший в небе, раскаленный воздух, дрожащий над пустынным каменистым пространством, безжизненный город — все это не хотело исчезать. Это было неустранимой реальностью, являвшей себя зримо и осязаемо. Озираясь во все стороны, я почувствовал, что близок к потере всякого контроля над своим душевным состоянием. Предел прочности моей психики уже давал знать о себе напряженной, давящей вибрацией где-то внутри головы.
И тут я увидел, что метрах в пятидесяти, почти за самой моей спиной, на скалистом возвышении неподвижно стоит черная фигура, похожая на человеческую. Я замер. Ее не было на этом месте, когда я подходил к статуям. Фигура была гораздо выше среднего человеческого роста — метра два, не меньше, и повернута ко мне. Она была закутана с головы до пят в совершенно черное одеяние, похожее на балахон и доходившее до самой земли. Лица видно не было, его закрывала странная выпуклая штука, спереди похожая на фехтовальную маску такого же черного цвета. Я еще не успел ничего осмыслить рационально, но уже точно знал: это Черный Охотник! Тот самый, о котором мне рассказывал Илья!
Все мое существо охватил жуткий трепет и одновременно безотчетная, липкая оторопь. Я застыл, как кролик перед удавом, не в силах пошевелиться. Все, что я мог, — только наблюдать, как черная фигура медленно и плавно, словно она была невесомой, соскользнула на землю и поплыла ко мне. Я почти физически ощущал, как впереди этого зловещего призрака распространяется удушливая, парализующая волю волна страха, как будто он был источником этой волны. До него оставалось буквально несколько метров, когда я различил, что это существо состояло из какой-то изменчивой субстанции, клубящейся, как дым, но при этом совершенно непроницаемо черного цвета, как копоть. Оно было подобно какому-то сжиженному, концентрированному сгустку темноты без всякого просвета. И, будучи абсолютным мраком, оно было при этом как бы живым на фоне этого ярко освещенного и застывшего навеки мертвого мира. Фигура двигалась и одним только обликом внушала запредельный ужас.
Она была уже совсем близко, когда самообладание вернулось ко мне. Я повернулся и сломя голову бросился по направлению к домам. Не помня себя, с бешено колотящимся сердцем, я достиг ближайшего переулка и оглянулся. Позади никого не было. Я перевел дух и очень быстро двинулся вдоль каменных стен с единственным желанием оказаться как можно дальше отсюда, но с ужасом снова увидел впереди зловещую черную фигуру, перегородившую узкий проход. Не оставалось ничего, кроме как опрометью броситься в ближайшую улочку сбоку, но не пробежал я и десяти шагов, как снова остановился: на пути опять маячила фигура в черном одеянии! Призрак непостижимым образом перемещался с одного места на другое, предугадывая мои движения. Я понял: мне от него не убежать, — но все-таки лихорадочно шарил глазами по сторонам, ища хоть какое-нибудь укрытие.
Недалеко была хижина с узким проемом, и я бросился туда. С трудом протискиваясь сквозь тесный вход, скорее напоминавший лаз, я оказался в пустой каморке, не отличавшейся от той, в которой уже успел побывать, забился в самый дальний угол и затих, сжавшись и трясясь от страха. Весь мой расчет был на то, что Черный Охотник не сможет достать меня здесь, ведь я сам забрался еле-еле, а он был гораздо крупнее. Так я просидел минуту, постепенно успокаиваясь в надежде, что опасность миновала.