Меня несло еще несколько минут, пока земля вдруг не разверзлась под ногами, и я полетел куда-то вниз. Перед глазами мелькнули ровные края круглого отверстия в земле, похожего на колодец, шероховатые стены и камни с землей, сыпавшиеся вниз. Я даже не успел сообразить, что провалился и падаю, как мой полет остановило нечто, напоминающее сплетенные веревки. Они мягко спружинили подо мной и удержали мое тело в подвешенном состоянии.
То, на что я упал, представляло собой частую сетку из нитей, похожих на полиэтиленовые шнуры, которыми завязывают мешки. Только эти были значительно тоньше, примерно со спичку, и из какого-то неизвестного мне материала: весьма прочного (ни одна из нитей не порвалась под моей тяжестью), растяжимо-упругого, но в то же время противно обволакивающего и липкого, как не до конца застывший латекс.
Сначала я подумал, что это гамак, но абсурдность предположения была налицо — кому понадобилось подвешивать его в таком мрачном и безлюдном месте, в какой-то дыре? К тому же это был вовсе не гамак: сеть была сплетена в виде плоского круга, нити образовывали почти правильный геометрический узор — частые концентрические кольца с прямыми лучами, радиально расходящимися во все стороны от центра. Я стал осматриваться, чтобы оценить положение. Вокруг меня были стены то ли из камня, то ли из бетона. Это было цилиндрическое сооружение, уходящее глубоко вниз, — какой-то колодец, или, может быть, шахта, метра четыре в поперечнике. Сеть была растянута на ржавых крюках, торчавших из стен. Снизу сквозь окружающий полумрак еле-еле пробивались отблески слабого света, похожего на электрический. Что там на дне, и на какой высоте я висел, оставалось только догадываться. Первая мысль была о том, как мне повезло, что кто-то растянул эту сетку поперек шахты. Вверху виднелся круг ночного неба, усыпанного звездами. О том, чтобы выбраться наружу, нечего было и думать — для этого пришлось бы преодолеть метров пять вверх по вертикальной стене без малейших зацепок. К тому же выбираться обратно мне не особенно хотелось. Оставался один путь — вниз, но как спуститься без риска для жизни, было непонятно. Определять расстояние до дна способом свободного падения — такая перспектива мне представлялась тоже не самой заманчивой. Может, позвать на помощь, подумал я, авось кто-нибудь откликнется?
Я набрал побольше воздуха в легкие и крикнул изо всех сил:
— Эге-ге-ей! Есть здесь кто-нибудь?!
Гулкое эхо многократно прозвучало где-то в глубине, постепенно затихая. Я подождал немного и крикнул еще раз. Снова мне ответил только собственный голос, отраженный каменными стенами.
Я почувствовал, как на меня опять накатывает волна отчаяния. Положение казалось безвыходным. Что могло быть хуже, чем долго умирать от голода и жажды в какой-то заброшенной шахте, в подвешенном состоянии, без всякой надежды на спасение? Но ведь кто-то сделал эту сеть, эту шахту, в конце концов? Здесь же должен быть кто-то живой, кроме меня!
Я затрепыхался, как рыба в неводе. Обе ноги и левая рука запутались в клейких нитях. И тут я осознал, что это за сеть. Я находился в огромной паутине! Как я сразу не понял?! Но если есть паутина, должен быть и тот, кто ее соткал. «Господи, — подумал я с содроганием, — каких же размеров должен быть паук! Ведь таких просто не бывает!».
Пауки всегда вызывали у меня брезгливое отвращение — эти создания казались воплощением хищности, безжалостности и безобразия. При виде паука, даже самого маленького, у меня внутри все болезненно сжималось. Это был инстинктивный, безотчетный, атавистический страх. Но сейчас он возрос до неимоверных размеров.
Мой взгляд лихорадочно зашарил по стенам и наткнулся на нечто такое, отчего сердце екнуло и на миг остановилось, прежде чем зайтись бешеным галопом. В стене напротив зияла огромная дыра, которую я поначалу не разглядел из-за того, что глаза не успели привыкнуть к темноте. Я почувствовал, как мгновенно пересыхает горло. Было ясно: хозяин паутины обитал там, в недрах этой норы. Мысль о том, чтобы лежать и, леденея от ужаса, ждать его появления, была непереносима. Я изо всех сил задергался.
Там, в черной непроглядной глубине, послышалось какое-то движение. Сначала был неясный шум, потом стали раздаваться мерные скребущие звуки, словно кто-то царапал когтями твердую гладкую поверхность. Обитатель норы почувствовал, что я попался в его сеть, и вылезал наружу.
Это была действительно дьявольская ловушка, освободиться из которой можно только одним способом — порвать или разрезать опутавшую меня паутину. Страх падения вниз казался ничем по сравнению с ужасом, который полз ко мне из темноты. Я уже не думал о том, что ждет меня там, на дне шахты, и изо всех сил принялся делать рывки ногами, руками, всем телом, стараясь порвать проклятые нити. Все усилия были напрасны: ни одна из них не поддавалась. Они только растягивались, как резиновые жгуты, и я лишь еще больше запутывался. Единственное, что мне удалось, — отодвинуться подальше от дыры, к краю паутины, к самой стене.
Звуки раздавались уже совсем близко. Я вперился глазами в черный проем, не прекращая отчаянных попыток высвободиться. Из норы показались суставчатые конечности, густо усеянные острыми шипами, с твердыми крючьями на концах, похожими на когти. Мне хотелось зажмуриться, но я не отрывал взгляда от дыры, из которой, судорожно перебирая своими длинными омерзительными ходулями, медленно выползала кошмарная тварь. Несколько секунд спустя она выбралась целиком и притихла у противоположного края стены, теперь я мог видеть ее. Такое существо могло быть только родом из преисподней, порождением и выражением самой сущности мрака. Это действительно был гигантский паук — размером с теленка. В сумраке я различил куполообразное туловище и огромную уродливую голову с похожими на капкан хватательными приспособлениями; они ритмично двигались, и между ними то втягивалось, то вытягивалось что-то заостренное, похожее на жало.
Стать жертвой этой твари было еще хуже, чем умереть от голода. Это было самой жуткой смертью, какую я только мог представить. «Я не могу, — дико пронеслось в голове, — я не должен ТАК погибнуть!».
Было ясно, что оказать сопротивление невозможно, — в моем распоряжении только одна свободная рука и голова. Остальные части тела были стреножены. Казалось, паук понимал мою беспомощность и поэтому не спешил нападать. Он будто бы рассматривал меня — видимо, такая крупная добыча ему еще не попадалась.
Свободной рукой я стал лихорадочно шарить по карманам и вдруг нащупал в одном из них коробок спичек и перочинный нож. В панике я совсем забыл про них, но сейчас это было единственное, что помогло бы предпринять попытку выкрутиться. В голове промелькнуло: паук должен бояться света! Я расстегнул молнию, вытащил коробок, осторожно поднес ко рту и крепко зажал в зубах — выронить его означало утратить единственный шанс на спасение. Осторожно выдвинув нижнюю часть, я достал спичку и чиркнул. Пламя вспыхнуло ярко, как бенгальский огонь, и осветило мою западню. Пока спичка горела, я увидел, что тварь подобралась ближе и теперь сидит в паре метров от меня на паутине, прогнувшейся под ее тяжестью. Блики пламени отразились в паучьих глазах, уставившихся на меня, и в них мелькнуло мое собственное отражение. Я разглядел, что эти глаза — зеркально-гладкие, состоят из множества мелких ячеек. Еще мне бросились в глаза некоторые отвратительные подробности внешнего вида этого существа: вся верхняя часть черного туловища была покрыта бурыми волосками, похожими на мех; на гладком, глянцевом брюхе белесо-желтого цвета виднелись вздутия или бугорки, которые конвульсивно сокращались и сочились какой-то мерзкой слизью. Устрашающего вида челюсти и жало все время двигались, словно пережевывая что-то, или, может быть, в предвкушении скорой поживы.