— Погоди, погоди! — остановила Айын мой монолог. — Давай все по порядку, с самого начала. С того момента, как ты приехал сюда.
Она поставила еще кофе, а я начал сбивчиво и сумбурно излагать все, что касалось моего пребывания в Нарьян-Маре. Я не мог говорить об этом без волнения — впервые я нашел возможность поделиться с кем-то пережитым. Она несколько раз возвращала мой рассказ в спокойное и упорядоченное русло, при этом периодически подливая мне и себе кофе. Потом на столе появились какие-то угощения, я даже не запомнил, какие. Я самозабвенно рассказывал о том, как и зачем приехал сюда и с первых же минут пребывания столкнулся со страшными байками о Лысой горе. О том, как встретился с Виталием, и о том, что нас связывало с института. О его странных намеках на некое наше общее дело здесь и его загадочной рукописи. О разговоре со следователем. О письме Виталия и его внезапном исчезновении. О том, что я нашел на Лысой горе. Обо всех кошмарных перипетиях то ли сна, то ли видения, то ли чего-то еще. И, наконец, о своем намерении прояснить для себя все произошедшее, которое и привело меня сюда, к ней.
Я рассказывал часа два, изредка прерываясь, чтобы сделать глоток-другой. Она слушала, почти не перебивая, иногда задавая уточняющие вопросы. Когда я закончил говорить, язык двигался с трудом, я почти осип.
— Ну вот, теперь ты все знаешь, — заключил я, дойдя до конца своего повествования.
Она молчала некоторое время, раздумывая о чем-то.
— Да, тяжелый случай, — вымолвила она наконец и опять замолчала, прикусив губу.
Я чувствовал себя пациентом на приеме у доктора, который не решается огласить страшный диагноз.
— Бога ради, Айын, ты можешь сказать, что все это значит? — умоляюще возопил я.
— Ну, прежде всего, успокойся. Ничего непоправимого с тобой не произошло. Но помощь тебе действительно нужна. Виталий был прав: ты оказался на пути ищущего, но пока об этом не знаешь. Я могу, даже должна тебе помочь, но одной мне не справиться. Завтра мы идем с тобой к деду.
Ее голос и смысл сказанного успокоили меня. Вообще, само присутствие этой женщины рядом оказывало успокаивающее действие.
— Хорошо, как скажешь, — я согласен был со всем, что бы она мне ни предложила. — Но что от меня требуется?
— Сегодня — ничего. Потом потребуются некоторые усилия. А сейчас иди к себе и постарайся хорошо отдохнуть. Дед сегодня как раз должен быть в городе, у него тут кое-какие дела. Я сейчас схожу к нему и поговорю с ним насчет тебя. Я все равно собиралась его навестить. А с товарищами из органов будь осторожен. С этим Шацким мы знакомы. На редкость въедливый тип. Он и ко мне в школу заявлялся, расспрашивал про Виталия.
Я подтвердил, что Шацкий действительно называл мне ее имя.
— Разумеется, он от меня ничего не добился, — добавила Айын. — Но поскольку вы с Виталием были друзьями, к тебе они крепко прицепились и просто так не отстанут. Возможно, будут следить за твоими перемещениями. Так что никому не говори, куда уходишь. Завтра жду тебя в девять утра, договорились?
— Договорились! — сказал я, ощущая подъем жизненных сил. Мысль о том, чтобы одному отправляться с визитом к старому шаману, как-то не очень воодушевляла меня. Но в обществе Айын я был готов идти куда угодно.
Мы допили кофе, собрались и вместе вышли из дому. Она шутливо помахала мне рукой на прощанье.
— До завтра! Оденься не слишком парадно. Не опаздывай! — сказала она своим неповторимым голосом, повернулась и зашагала по тротуару. Высокие каблуки ее туфель бойко и уверенно цокали по асфальту. Мне надо было идти в противоположную сторону.
Я посмотрел ей вслед с тем же чувством, с которым оглядывался на нее, наверное, каждый встречный мужчина.
«Какая женщина! — крутилась одна мысль у меня в голове. — Не дури, — тут же оборвал я себя. — Тебе тут ничего не светит! К тому же — колдунья!»
Но перед глазами все время стояло ее лицо, и в ушах продолжал звучать ее голос. Это продолжалось даже тогда, когда я вошел в свой гостиничный номер.
Я все еще находился под впечатлением, которое произвела на меня Айын, и предвкушал завтрашнее свидание с ней, когда неожиданно раздался стук в дверь.
— Войдите! — сказал я, чувствуя, как мигом слетает благостное настроение.
Дверь открылась. Это опять был Шацкий.
— Здра-авствуйте, Алексей Романович! — сказал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — Не уделите ли мне полчаса вашего драгоценного времени?
— Добрый вечер, — ответил я без особого радушия. — Я вас слушаю.
— Нет, это я вас слушаю! — по-хозяйски заходя и усаживаясь, ответил Шацкий. — Ничего не хотите мне рассказать?
— А чего мне рассказывать? Я думал, нам с вами больше обсуждать как бы и нечего! — сказал я, всем своим видом давая понять, что очень удивлен его появлением.
— Ну, не скажите, не скажите, — многозначительно произнес Шацкий, Посмотрев внимательно на меня, он добавил: — Как-то вы выглядите не очень свежо. Наверное, тяжела работа геолога?
— Да, есть определенные сложности, — сказал я, внутренне подобравшись, — как и у всех. Ну, так чем могу служить?
— Вы правы, правы, — вздохнул Шацкий, — у всех свои сложности. Вот и в нашей работе есть сложности, а вы, Алексей Романович, вместо того, чтобы помочь, нам их добавляете. Нехорошо с вашей стороны, — еще раз вздохнул он.
— В смысле? — удивленно воззрился я на него.
— Ну, как же, — все тем же деланно-огорченным тоном продолжал следователь, — я ж вас просил никуда не отлучаться, просто, по-человечески просил, а вы, будто назло, целую неделю где-то пропадали. Ну и где же вы были, что делали, поделитесь секретом, будьте любезны!
Его вкрадчивая интонация вызывала некоторое раздражение.
— Послушайте, Павел Борисович, — так, вроде, вас зовут? — сказал я. — По-моему, ведь и я вам по-человечески сказал, что быть все время здесь не обещаю. Я делал то, для чего сюда приехал, и это, поверьте, ничего общего не имеет с вашими шпионскими играми. Все, что я знаю, я вам в прошлый раз рассказал. Так чего же еще?
— Ну, допустим, были вы в полях, или как это там у вас называется. Выполняли свою работу. Допускаю даже, что вы Богатырева не видели, — терпеливо сказал Шацкий. — Но скажите, пожалуйста, зачем вы следствие обманываете? Про тетрадь-то вы знали! И где искать ее, знали! И куда ваш друг собирается, тоже знали!
— Почему вы думаете, что я знал? Вы на детекторе лжи, что ли, меня проверяли? — возмущенно отреагировал я, уже понимая, где прокололся.
— А это вы как объясните? — Шацкий открыл свою папку и выложил на стол какие-то мятые бумаги. Я вгляделся: это были части письма Виталия, развернутые, отглаженные, совмещенные до целости и скрепленные скотчем. И, сомневаться не приходилось, прочитанные.