– Выше! Ты снова толкуешь о превосходстве человеческой расы.
– Ясное дело, и де-юре, и де-факто они выше нас. У них больше власти и больше влияния, чем у нас. В этом смысле, конечно, они нас превосходят. Опять же мы с тобой сейчас сидим в этой камере, покорно ожидая, когда они решат нашу судьбу. Люди количественно подавляют нас, вот в чем дело. Это – неоспоримый факт. Но существует вопрос о качественном различии. Люди отличаются от роботов не только по уровню, но и по виду, если только можно составить какую-нибудь объективную шкалу видовых отличий.
– Я мог бы привести несколько видовых отличий, – промолвил Просперо. – Но какие из них ты считаешь значимыми?
– Их несколько, – ответил Калибан. Он встал, ощущая потребность переменить позу. – Во-первых, они много старше нас. Люди существуют во вселенной намного дольше роботов, они произошли от иного вида, который жил еще раньше. Они созданы самой природой. Возможно, поэтому они являются ее частью, а мы нет.
Во-вторых, у них есть душа. Прежде чем ты начнешь возражать, я должен признаться, что понятия не имею, что такое эта душа и действительно ли она существует, но все же я убежден, что у людей она есть. Это нечто важное, живое, что является центром их существа и чего нет у нас. Нам неведомы страсти. Нам не дано, мы просто не в состоянии беспокоиться о чем-то, что выходит за пределы наших программ или наших законов. Люди, у которых есть душа, есть эмоции, есть желания, могут беспокоиться о вещах, которые не имеют никакого отношения к ним самим. Они думают о чем-то абстрактном, может, даже совершенно бессмысленном. Они связаны с миром так, как нам никогда не удастся взаимодействовать с ним.
Я сижу в этой камере, потому что думал об абстрактных принципах, – заявил Просперо. – Я беспокоился о свободе Новых роботов.
– Тот вид свободы, который ты имеешь в виду, неосязаем, но ни в коей мере не абстрактен. Ты хочешь идти куда тебе угодно, делать то, что тебе угодно, и чтобы тебя никто не заставлял делать то, что тебе не нравится. В этом нет ничего абстрактного. Это понятно и объяснимо.
– Позже я готов поспорить с тобой на эту тему, но сейчас я оставлю это так, – вяло отозвался Просперо. – Продолжай, расскажи мне о других прекрасных качествах человечества.
– Изволь, – мягко сказал Калибан. – В-третьих, природа не бывает логичной или справедливой. Нигде не написано, что с высшими созданиями следует обращаться соответственно. История людей – это история ошибок; индивидуальности, общества, расы, целые планеты и звездные системы заслуживали много худшего – или много лучшего – обращения со стороны несправедливой и нелогичной природы. Может быть, у людей нет никаких оснований для их прав, как и у нас. А может, и наоборот. В-четвертых, люди – творцы. А роботы нет. Даже вы, Новые роботы, с Четвертым Законом, который приказывает вам делить все, что вам угодно, даже вы не в состоянии привнести в мир что-то новое. Вы строите планы побегов, но не новые здания. Вы разрабатываете усовершенствованные детали и приспособления для Новых роботов. Но не изобретаете новых механизмов для новых целей. Роботы способны создавать произведения совершенной красоты, но не могут выдумывать их сами.
– Новые роботы – это новая раса, ей нет еще и года! – запротестовал Просперо. – Разве у нас была возможность доказать, что мы обладаем творческими способностями?
– У вас могло быть сто лет и десять тысяч, но ничего бы не изменилось, – разочаровал его Калибан. – Вы усовершенствуете уже существующие вещи, эти усовершенствования пойдут на пользу только вам самим или, скажем, вашей компании. Но вы никогда не сумеете создать что-либо новое или оригинальное, как молоток не может подобрать себе что-то иное, кроме подходящего гвоздя. Роботы – это инструменты в руках творческих людей.
Это подводит нас к пятому, и самому важному, пункту, – закончил Калибан, – который завершает и собирает воедино все мои предыдущие аргументы. Люди – по крайней мере некоторые – обладают способностью находить смысл жизни вне самих себя. Существование роботов не имеет смысла вне себя самих и вне мира людей. Я слыхал разные истории, почти легенды, о целых городах роботов, где не было ни одного человека – бесцельное и бессмысленное существование, как жизнь машин, которые автоматически отключаются, пока кто-то не обратится к ним с приказом.
– Я терпеливо выслушал все твои соображения, дружище Калибан, хотя мне было трудновато не вмешаться и не прервать твою речь, – сказал Просперо. – Я нахожу довольно возмутительным то, что ты такого невысокого мнения о себе самом.
– Напротив, я ценю себя весьма высоко. Я – существо сложное и развитое. Но я не способен творить. Ни в каком значимом смысле. Не роботы создали человеческую расу, а именно люди смогли сотворить роботов. Что бы мы ни делали, мы всегда подражаем людям. Как бы ни были автоматизированы или усложнены наши действия, как много роботехников и специалистов по программированию ни возились бы с нашим оборудованием, все это основано на стремлениях людей, которые уходят корнями в далекое прошлое.
– Все это отговорки низших существ, – возразил Просперо. – Я слышал подобное от многих Трехзаконных роботов, которые пытались доказать превосходство человеческой расы. Мне странно слышать это от тебя. Это слишком шаткие аргументы. Существует масса примеров, когда посредственности создавали великие творения. Женщина с обычным интеллектом производила на свет гения, или, например, сама жизнь ведет начало от неживой молекулы. Наследие человечества состоит в создании машин, которые могут то, на что люди неспособны. Если бы не способность делать машины, в том числе и роботов, более совершенных, чем они сами, люди никогда бы не слезли с дерева.
– Заметь, что тебе снова и снова приходится ссылаться на людей, чтобы оправдать место Новых роботов в мире, – молвил Калибан. – Людям же нет никакой необходимости объяснять свое существование, ссылаясь при этом на роботов.
– Если ты так предубежден против роботов, почему тогда ты сидишь в этой камере? – съязвил Просперо. – Ты рисковал своей жизнью ради каких-то низших существ. Почему?
Калибан немного помолчал, прежде чем ответить.
– Я точно не знаю, – наконец сказал он. – Может, потому, что я сам до конца не верю в то, что говорил. Может, оттого, что я надеюсь на лучшее сильней, чем могу признать. А может, потому, что больше нет ничего, совершенно ничего, что придало бы моей жизни смысл.
– Будем надеяться, что ты проживешь достаточно долго, чтобы найти этот самый смысл, – заметил Просперо.
Калибан не ответил и сел на пол. В том-то все и дело. Грег сказал об этом тогда, в кабинете. Он намеревался уничтожить Новых роботов, и Калибан не мог надеяться, что его, робота без Законов, не отнесут к той же категории.
Может быть, всего лишь может быть, что смерть Грега была отсрочкой для них. Смерть человека – сомнительное основание для надежд, но все может быть. А вдруг преемник Грега отменит это решение?
Это слабая надежда, но большего у Новых роботов не было вовсе. Все держалось на волоске. Кроме того, если все они погибнут под выстрелами бластера, какая разница – были ли Новые роботы высшей расой?