Врач ушел, сказав, что с Ясуко, вероятно, все в порядке, однако они должны следить за ее самочувствием. Юити остался рядом с женой. Когда позвонил Кавада, он велел служанке сказать, что его нет дома. Глаза Ясуко переполняла благодарность, и молодой муж не мог не почувствовать удовлетворения, за которое он всерьез схватился.
На следующий день ребенок внутри матери вновь пихнул ножкой, да так сильно, почти заносчиво. Все семейство с облегчением перевело дух; Ясуко не сомневалась в том, что толчок ножкой в ее животе, исполненный такой гордой силы, мог принадлежать только мальчику. Юити не мог долго сдерживать своей глубокой радости и рассказал об этом происшествии Каваде. Надменное лицо дряхлеющего бизнесмена перекосилось от ревности.
Прошло два месяца. Настал сезон «сливовых» дождей. Сюнсукэ, отправляясь на встречу в Камакуре, поднялся на платформу линии Ёкосука на станции Токио и увидел Юити с озабоченным лицом. Он стоял в плаще, обе руки засунул в карманы.
Рядом с ним отирались двое модно разодетых мальчиков. Один, в голубой рубахе, держал Юити под руку. Другой, в карминовой рубахе с закатанными рукавами, уставился на Юити, руки его были скрещены на груди. Сюнсукэ пристроился позади них и, скрываясь за колонной, подслушивал разговор.
— Ютян, убей меня на этом месте, если ты не собираешься порвать с этим типом.
— Перестань паясничать! — встрял в разговор паренек в синей рубахе. — Я и Юити ни за что не порвем друг с другом. Для Ютяна ты всего лишь откушенный им махонький кусочек пирожного. Сладеньким оказался ты для него…
— Я тебя прикончу!
Юити освободился от парня в синей рубашке и спокойным голосом сказал по-взрослому:
— Ну, хватит уже! Я выслушаю вас в другой раз, а здесь не место для этих выяснений. — Он повернулся к «синей рубахе» и добавил: — А ты ведешь себя как жена!
Парень в синей рубахе вспылил, вид у него стал понурым и озлобленным.
— Ну-ка давай отойдем в сторонку, надо кое-что сказать тебе.
Парень в красной рубашке улыбнулся, обнажив красивые белые зубы.
— Ты болван! Ну что, и тебе перепало? Глянь на себя! Все ходят в шляпах и ботинках…
Дело принимало серьезный оборот, поэтому Сюнсукэ нарочно сделал полукруг и появился в поле зрения Юити. Они встретились взглядами. Это произошло естественно. Юити поклонился с улыбкой, как будто говорящей: «Я спасен!» Как давно он не видел на лице Юити такой красивой дружелюбной улыбки!
Сюнсукэ был одет в прекрасно сшитый твидовый костюм, из его нагрудного кармана высовывался кончик элегантного коричневого носового платка в клеточку. Когда этот старый господин и Юити церемонно и театрально обменивались поклонами, двое мальчиков смотрели на них с озадаченным видом. Один из них, напустив на себя все свое очарование, сказал:
— Что ж, Ютян, до встречи!
Другой мальчик повернулся спиной, не сказав ни слова. Эти двое скрылись. У платформы загремел поезд «желтой» линии Ёкосука.
— У тебя опасные знакомства, — сказал Сюнсукэ, направляясь к поезду.
— Сэнсэй, вы тоже один из моих знакомых, не так ли? — ответил Юити.
— Однако один грозился тебя убить.
— Вы все слышали. Они всегда говорят в таком духе. Эти трусишки никогда не подерутся между собой. Кроме того, их кое-что связывает, хоть они сейчас цапаются и рычат друг на друга.
— Связывает?
— Когда меня нет, они спят вместе.
Они сели в вагон второго класса лицом к лицу. Поезд набрал скорость. Никто из них не спрашивал, кто куда едет. Некоторое время они молча смотрели в окно. Пейзаж с моросью окрест железной дороги трогал Юити за сердце.
Они проехали сырые унылые кварталы городских сереньких зданий, затем их сменил пейзаж задымленных черных фабричных районов. За топью и пустошью с узенькой лужайкой возвышался завод, покрытый стеклом. Кое-где стекла были разбиты, и в глубине пустого закопченного помещения свисали вразброс тускло горящие при дневном свете голые электрические лампочки. Затем они проехали старое деревянное строение начальной школы, возведенное на небольшом пригорке. Подковообразное здание насупилось безжизненными окнами. На школьном дворе, залитом дождем, безлюдном, торчала шведская стенка с облупленными перекладинами… После потянулись бесконечные рекламные щиты — пиво «Такара», зубная паста «Лев», синтетические материалы, карамель «Моринага».
Становилось жарко, и юноша скинул плащ. Его новый костюм, белая рубашка, галстук, заколка, носовой платок, даже наручные часы были роскошными и сочетались в неброской гармонии. И не только эти вещи, но и новенькая зажигалка «Данхилл», которую он вынул из кармана, а также портсигар притягивали взоры. «Все сплошь во вкусе Кавады», — подумал Сюнсукэ.
— И где же ты собираешься встретиться с господином Кавадой? — саркастически спросил Сюнсукэ.
Юноша вдруг отвел взгляд от пламени зажигалки, которую он поднес к сигарете, и посмотрел на старика. Тонюсенькое голубенькое пламя не столько заполыхало, сколько призрачно повисло в воздухе.
— Откуда вам известно?
— Я писатель.
— Поразительно! Он ждет меня в Кофуэн, в Камакуре.
— Это правда? Я тоже встречаюсь в Камакуре.
Они помолчали. Юити бросилось в глаза, как нечто красное пересекло темную линию горизонта. Он присмотрелся. Они проехали выкрашенный суриком железный мост, находящийся на реконструкции.
Неожиданно Сюнсукэ спросил:
— Ты любишь Каваду?
Юити выпрямился, расправив плечи.
— Вы шутите!
— Если ты не любишь, то зачем едешь с ним встречаться?
— А разве не вы подбивали меня жениться на нелюбимой женщине?
— То женщина, а это мужчина. Это разные вещи.
— Ха, то же самое. Что мужчины, что женщины — развратны и скучны одинаково.
— Кофуэн, значит… Роскошная, прекрасная гостиница… Однако…
— Однако — что?
— В старые времена, сынок, всякие воротилы от бизнеса привозили в эту гостиницу гейш из Симбаси и Акасаки.
Юити, будто уязвленный, замолчал.
Сюнсукэ не мог уразуметь одного. Как все ужасно наскучило Юити! Только наличие зеркал в этом мире отвлекало от скуки этого Нарцисса. Этот красивый пленник будет содержаться в тюрьме зеркал до конца своей жизни. Кавада знал, как перевоплотиться в зеркало…
Юити заговорил:
— Мы долго не виделись с тех пор. Как поживает Кёко? Вы сказали мне по телефону, что все идет хорошо. — Он улыбнулся, однако не осознавал, что копировал стариковскую улыбку Сюнсукэ. — У всех, оказывается, все хорошо. У Ясуко, у госпожи Кабураги, у Кёко… Так ли это? Я всегда вам доверял, сэнсэй…