— Готово! — взвизгнул Барбаросса и, вспрыгнув коленями на быка, выдернул застрявший меч. Клинок выбило из раны струей крови толщиной в руку. Горячая рана дымилась на холоде. Рыжая борода Барбароссы пылала. Кровь, которой оказалось очень много, точно ртуть растеклась по борозде, пока не замкнула круг.
Лигул подал знак. Бельвиазер вырвал у кого-то факел и коснулся круга. Ровное белое пламя пробежало по кровавой дорожке, поднялось до уровня пояса и застыло, как низкий ледяной забор. Бельвиазер, демонстрируя, провел над забором длинной дуэльной рапирой, и она мгновенно вспыхнула, прогорев и обломившись. Эссиорх метнулся к Лигулу, но врезался в сомкнувшиеся круглые щиты его охраны.
— Что это за пламя? Зачем оно? — крикнул он. Лигул погрозил ему пальчиком.
— Всего лишь страховка! Мне не нужны копья валькирий, как это было с Гопзием. В этот круг больше никто не войдет, а выйдет из него только один. И не раньше чем бой будет закончен и один из соперников умрет… Или оба — от голода и жажды.
— А правила?
— О, они простые. Правил нет. Есть два меча, два бойца. Нужен один труп. Оружие побежденного наследует победитель. Все!
Лигул уронил платок, вспыхнувший под взглядом Прасковьи. Горнисты мрака, дуя медные щеки, захрипели двухметровыми горнами. Меф точно в полусне понял, что бой начался. Мрак улюлюкал, визжал, торопил. Сплюснутые, шрамами покрытые рожи облепили ограду.
Ближневосточные джинны, клянясь чем попало, принимали ставки. Ставок на Мефа почти не было, и джинны, быстро выкрутившись, принимали пари на другое: куда меч Арея нанесет первую рану. В ногу? В голову? В туловище?
— Ставлю триста на укол в сердце! — разомкнул губы Буонапарте.
— Не в сердце, а в глаз! В левый! — оспорил Сын Большого Крокодила и полез к Наполеону со своей громадной ладонью, которой тот осторожно коснулся двумя надушенными пальчиками.
— Рубящий удар! Пятьсот! — кровожадно выкрикнул Барбаросса.
Арей точно ничего не слышал. Он неторопливо прохаживался по арене, выставив меч кабаньим клыком. Он шагал с ленцой крупного зверя, не спешащего атаковать и знающего, что добыча от него не уйдет. Меф был удивлен. Обычно Арей атаковал сразу и убивал противника скорее, чем тот успевал вспомнить, чему учили его знаменитый маэстро Джордж Сильвер или четырехрукий горский божок Феркан, сноровисто работавший катаной, топором и сдвоенными кинжалами.
Теперь же Арей явно чего-то ждал. Меф, приготовившийся уходить от него быстрыми перемещениями, был сбит с толку. Глупо убегать от противника, который держит меч, как старик, собравшийся рубить капусту.
— В чем дело, синьор-помидор? Не хочешь напоследок обрадовать меня красивым боем? — с издевкой спросил Арей и вдруг, скользнув клинком вперед, попытался уколоть Мефа в лоб.
Меф отбил этот удар потому только, что его вечно применял Мошкин. Правда, шестом. Арей мгновенно зацепился за его защиту, проломил и боковой частью меча несильно ударил Мефа по щеке. Меф понял, что это приглашение к бою.
— Ну, шевелись, женишок Прасковьи! Или тебя зарезать, как курицу?
Кровь бросилась Мефу в голову. Страх ушел. Если в первые секунды он напрягался, то теперь весь отдался бою.
Недоверие к мечу, льдинкой коловшее его в первые секунды, исчезло. Меч снова был его частью. Усиленный ножнами, он порхал как птица. Мефу казалось, он сражается рукой, в которой зажат лунный луч. Меч менял форму, обтекая клинок Арея, но всюду встречал глухую защиту. Меч Арея был сразу везде. Казалось, у барона мрака восемьдесят рук и каждая держит клинок.
Меф дрался не только мечом, но и локтями, коленями, головой. Не упускал случая придержать руку Арея, чтобы подарить своему мечу лишнюю секунду. Готов был драться даже зубами — но случая пустить их в ход пока не предоставлялось.
Арей бился яростно и холодно. Двуручником он работал с проносом, используя его вес и инерцию. Резко атаковал, быстро менял стойки. С переводом меча вниз едва не оставил Мефа без ступни и сразу без жалости атаковал его навершием в скулу. Буслаев упал, перекатился и вскочил. В голове гудело. Глаз мгновенно закрылся. Мефу казалось: на месте скулы у него ледяной камень.
Порой, в короткие затишья, когда они отступали друг от друга, Меф удивлялся: да как же это? Время бежит, а он все еще жив. Это могло означать только одно: Арей не спешил. Да, на полную, да, без пощады, но не совсем. Грань была тонкой, и ощущал ее только Меф, хорошо знавший бывшего учителя. Состояла грань в том, что Арей сражался, а не убивал, как делал это всегда. И все это время Меф видел его испытующие, очень спокойные глаза.
Меф нанес мечом ложный удар в голову и быстро перевел его вниз. Он знал, что Арей терпеть не может скакать. Он слишком грузен для гимнастики. Арей и сейчас не стал прыгать, а просто разорвал дистанцию. Он считывал движения Мефа и путал его карты, вовремя делая нужный шаг — как правило, на сближение или в сторону. И Меф вынужден был перестраивать атаку или отступать.
«Сложная тактика в бою нужна там, где нет короткого пути», — эти слова Арея Меф много раз проигрывал про себя, но они ничего ему не давали.
Вот и сейчас получалось, что Арей дерется просто, экономно и внешне неброско. Меф же каждую секунду вынужден выделывать козлиную гимнастику, перекаты, кувырки. Если бы такое показывали в кино, зритель сделал бы вывод, что молодой каскадер вытягивает недостатки грузного актера, который и драться-то толком не умеет. На деле же все было наоборот: гимнастика возникала потому, что Меф понятия не имел, куда пойдет меч, от которого ему нужно спасаться.
Неожиданно Арей, прижавший Мефа к застывшему льдом огню, отступил, позволив Буслаеву вновь переместиться в центр круга.
— Все же ты кое-чему научился, синьор-помидор! — похвалил Арей, отдуваясь. — С тобой приятно иметь дело! Но скоро долгожданный финал!
— А? — непонимающе переспросил Меф, и сразу ему пришлось отбивать серию из двух колющих и одного рубящего. Третий колющий, играючи посланный вдогонку, вспорол ему кожу на груди. И вновь Меф не знал: помог ли невидимый щит, подставившийся под удар, или сам Арей придержал руку.
Мечник поймал затравленный взгляд Мефа, усмехнулся, резким движением головы закинул за плечо бороду и стал ускоряться. Меф уже не замечал клинка Арея, а лишь угадывал его по движению плеча и резкому, разрубающему воздух звуку. Казалось, Арей режет стылую ночь, как масло, толстыми ломтями. Меф не успевал думать о нападении — только о защите. Отступал, скользил вокруг Арея, забегал под его левое плечо, стараясь быть неудачной мишенью. У него заканчивался воздух.
Удар, удар, еще удар. Порой Меф слышал глухой звук — это клинок Арея, обманывая его защиту, врезался в щит. Арей, чуть сместившись и пропустив клинок Мефа у своего лица, нанес сильный удар в средний уровень. Меф ощутил, как щит, которого только что словно и не существовало, проломленным падает с его левой руки.
Арей откинул щит ногой и добил быстрым уколом, словно щит был живой. Клинок пронзил прекрасное лицо золотой женщины. И сразу Меф понял, что задыхается. Казалось, вся накопившаяся усталость разом навалилась на него. Меч обрел вес. Он не порхал уже, а тяжелой оглоблей давил руку к земле. Больше всего устала кисть.