В белом свете фар андроид расчистил от осколков небольшую площадку и на руках вынес Сиби из машины. Колдун, покряхтывая от боли, выбрался сам. Хантер длинной тенью отделился от стены, андроид тоже встал рядом. Все трое смотрели на маленький дрожащий комок. Куртка Батти скрыла цвергиню почти целиком, но то, что выступало из-под куртки, выглядело неприятно.
– Что это с ней?
Колдун присел на корточки рядом с подрагивающим, еле слышно скулящим свертком и, не оборачиваясь, ответил:
– Непереносимость ультрафиолета. Ваши парни вам не рассказывали?
– Те цверги вроде только слепли на свету, как совы.
– Значит, дополнительная мутация.
Колдун говорил спокойно, но спокойным себя не чувствовал. Он положил руку на голову Сиби, покрытую полой куртки. Ткань под пальцами чуть дрогнула, словно Сиби пыталась из последних сил прижаться к руке Колдуна.
– Парень, не мучай ее зря. Будь человеком.
– И что значит, по-вашему, быть человеком? – процедил Колдун сквозь зубы.
– Это значит, что ее надо прикончить.
– Вы, Рой, тоже так думаете?
Андроид помолчал, но после паузы решительно ответил:
– Да, сэр. Это будет милосердно.
– Вокруг меня, как я погляжу, собрались эксперты в милосердии.
Колдуна распирала злоба. Хантер присел рядом и примирительно опустил ладонь ему на плечо:
– Слушай. Если ты сам не можешь, дай я сделаю. Быстро. Уж это я умею. Она и не почувствует.
– Не сомневаюсь. Но у меня есть идея получше.
Сообщив это, Колдун сунул руку за голенище и вытащил оттуда бледный кожистый корешок. Откинул ткань и положил его на грудь Сиби, прямо в сочащееся кровью месиво. Через минуту растение вяло закопошилось, и Колдун подумал, что не зря прихватил с собой образец.
Сиби было страшно. Конечно, и больно, но в основном страшно. Одно дело – засыпать в объятиях Старого, под его тихую колыбельную. Долгий Сон не пугал Сиби. Раньше или позже, но все засыпают. А сейчас она проваливалась, тонула, совсем как в Плохом Месте, еще до того как ее забрал Старый. Сиби тоненько всхлипнула, и тут на голову ей легла рука.
«Не бойся, – сказал Колдун. – Ты не умрешь».
«Я не боюсь, – храбро соврала Сиби. – Ты можешь спеть мне колыбельную?»
«Нет. Я могу сделать кое-что получше».
И вот тут Сиби испугалась по-настоящему. Она поняла, что хочет сделать Ее Человек, и это было ужасно.
«Не надо. Тебя не станет. Я не хочу Обновления. Не такого».
«Не бойся, малышка, – повторил Колдун. – Мне кажется, я смогу это контролировать».
Но он не мог, не мог. Даже Старый не мог сделать это совсем правильно, потому что все наземники засыпали Долгим Сном.
«Просто вас было много. Слишком много. А сейчас ты одна. Уж на одну тебя меня хватит».
Сиби трепыхнулась, когда на грудь ей лег корешок. Мертвый палец Старого. Мертвый… почти мертвый… Вот это было хорошо. Сиби вздохнула с облегчением. Мертвое не может повредить живому. Однако палец зашевелился. Сначала робко, а затем увереннее он коснулся сердца Сиби… Прикосновение было и похоже, и не похоже на Старого, в нем было что-то от Старого, но больше от Колдуна.
«Не надо».
Он не слушал, глупый, глупый, самоуверенный наземник, привыкший ходить опасно и смеяться в лицо страху. Он не ведал страха. И Сиби вдруг перестало быть страшно. Она покорно позволила частичке Старого проникнуть внутрь, заполнить ее плоть и кости, вены и мозг… Она уже проходила через Обновление и знала, как это бывает, как струя новой жизни вливается в тело и становится легко и весело дышать… Но сейчас все было по-другому. Не жизнь, не просто новая жизнь. Сиби захватило и окунуло в водоворот чужого сознания. Там светились жемчужным светом узкие башни, там бежала через лес звериная стая, звучала музыка, остро сверкали хирургические инструменты, там пахло запретным зельем и маленькая черноволосая девочка по имени Мирра прощально махала рукой. Сиби почувствовала, что тонет, все-таки тонет… Что прежней Сиби уже не будет.
Это смахивало на пуповину. Дрожащую, пульсирующую пуповину, протянувшуюся от Колдуна к изувеченному тельцу цверга. Колдун помнил это ощущение, как помнил все, почти с самого момента зачатия, с околоплодной жидкости, в которой он парил, слушая голоса. Ему казалось, что он рухнул обратно, туда, в теплую утробу матери, в тесную клетку, из которой то ли выберешься, то ли нет. Слова звучали слишком реально, чтобы быть просто воспоминанием.
Нетерпеливый и властный голос отца:
«Патриция, ты соображаешь, что творишь? Ты заражена. Мы все заражены. Этот ребенок родится чудовищем».
И своевольный, капризный, но не менее властный голос матери:
«Знаю, Грег. И что? Ты не заставишь меня сделать аборт. Слава богу, я не какая-нибудь официантка из гриль-бара, которую ты обрюхатил и бросил. Если я захочу, заведу хоть десять детей от того, от кого пожелаю, – и твое мнение тут ничего не значит».
Теплый безвоздушный пузырь прорвался, и Колдуна вынесло наружу – в безжалостный свет фар, в винную вонь, холод бетонного пола, туда, где над ним склонились обеспокоенные лица.
Боже, благослови матерей.
– Черт!!! – Хантер судорожно вцепился в бутылку и смотрел на Колдуна так, словно узрел фамильный призрак. – Когда эта штука начала в тебя прорастать, я чуть ее не выдрал, только дубина железная удержала. Я думал, с тобой всё.
Колдун провел ладонью по груди, и высохший корень рассыпался трухой. Мертвая пуповина, которая уже никогда никого не свяжет. Обновляющий отряхнул пальцы и, приподнявшись на локтях, поглядел на Сиби. Девчонка спала. Спала, совсем по-человечески подложив руку под голову. Кажется, с ней все будет в порядке. Колдун уселся поудобнее и потянулся к бутылке. Хантер расстался с выпивкой без сопротивления.
– А то. Тебе надо выпить. Нам всем надо выпить.
Колдун уже поднес наполовину опорожненную бутыль к губам, уже вдохнул терпкий аромат виски, когда андроид удержал его.
– Прежде чем вы, Колдун, и вы, Хантер, напьетесь, я хотел бы отчитаться.
– Отчитаться?
– Да. Мне удалось получить кое-какую информацию, возможно, указывающую на местонахождение Морган. – Включив наладонник, он вывел на экран карту бывшего Алгонкинского парка. – По моим данным, здесь, – андроид ткнул пальцем в несколько концентрических кругов, расходящихся, как след на воде, – в этом квадрате, зарегистрирована повышенная биологическая активность с одним четким центром. Возможно, этим центром является наш объект.