...Она проснулась от очередного толчка и почувствовала, что карета стоит. Отодвинув занавеску, княжна выглянула в окно и увидела только ровное поле, покрытое тонким слоем казавшегося в темноте синевато-серым снега, из которого тут и там торчали черные купы каких-то кустов. Оскальзываясь в мокром снегу, к дверце кареты подошел кучер Игнат. Его шапка, брови, усы и борода были сплошь залеплены все тем же вездесущим снегом; на груди и рукавах зипуна трескалась и таяла мокрая снеговая броня.
- Дорогу заметает, ваше сиятельство, - сказал он. - Не видно ни зги. Как бы не пришлось нам в поле ночевать.
- Что же, Игнат, голубчик, ехать совсем нельзя? - спросила княжна.
- Ехать-то, ваше сиятельство, завсегда можно, - роняя с бороды талые комья, философически ответил Игнат. - Поедем, коли прикажете. А только лошади притомились, да и куда еще в такую непогодь приедешь... А тут, изволите ли видеть, трактир. Брошенный, правда, и крыша на нем сгорела. Видно, француз баловал, не иначе. А только это как-никак получше будет, чем в сугробе-то под попонкой.
Княжна посмотрела в ту сторону, куда указывал Игнат, и увидела какую-то темную массу, стоявшую близ дороги, - вероятно, тот самый покинутый трактир. Потом она перевела взгляд на кучера и поняла то, о чем он промолчал: целый день, с самого раннего утра просидевший на козлах Игнат устал едва ли не больше своих лошадей.
- Распрягай, - решительно скомандовала она. - Будем ночевать здесь. Да посмотри, нельзя ли тут как-нибудь устроить огонь. Тебе надобно согреться, да и я, признаться, тоже что-то продрогла.
- Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, - не скрывая радости, забормотал кучер, - огонь - это мы мигом. Разве ж можно без огня-то? Да ни в жизнь! Огонь - всему голова, без него никак...
Продолжая радостно бормотать, он побежал к лошадям, схватил их под уздцы и почти поволок по снежной целине в сторону трактира.
Трактир оказался полуразрушенным деревянным строением, действительно сильно пострадавшим от пожара. Что это был за пожар, от которого дотла сгорела крыша, но почти не пострадали бревенчатые стены, оставалось только гадать. Пока кучер выпрягал лошадей и отводил их в укрытие, княжна оставалась в карете - здесь было не так холодно, как на промозглом ветру со снегом, и не так страшно, как в темном полуразрушенном доме, населенном если не призраками, то уж крысами-то наверняка.
Отведя лошадей в уцелевший сарай, Игнат издалека махнул княжне рукой и прокричал что-то неразборчивое. Княжна решила, что это просьба подождать еще немного, и стала наблюдать за тем, как кучер, вооружившись топором, вступил в победоносную схватку с остатками торчавшего вкривь и вкось забора, намереваясь, по всей видимости, употребить их в качестве топлива для костра.
Наломав достаточное количество дров, он схватил их в охапку и потащил в дом. Княжна поплотнее закуталась в медвежий полог и откинулась на подушки, представляя себе, как приятно будет протянуть озябшие ладони к живому пламени. Между прочим, подумала она, недурно было бы и перекусить. Еды вполне достаточно для двоих, и, хотя Игнат, скорее всего, неважный собеседник, с ним все-таки будет не так одиноко и страшно, как было тогда, в ночном лесу...
Она путешествовала налегке, взяв с собой из прислуги одного лишь кучера, человека бывалого и не робкого десятка. Дворовые - не все, конечно, но многие, - плакали, провожая ее, и просили взять их с собой, но княжна, уже имевшая некоторый опыт передвижений вблизи театра военных действий, справедливо рассудила, что там, куда она направляется, от дворни будет гораздо больше помех и ненужных хлопот, чем пользы. Подумать было страшно пробираться через разоренные войной места со всем этим шумным, привыкшим к сытой и относительно спокойной жизни обозом, который, помимо всего прочего, нужно было еще и кормить!
Ей показалось, что она слышит какой-то шум - не то треск, не то грохот падения чего-то тяжелого, не то человеческий крик, - и княжна, подавшись вперед, отодвинула занавеску. За окном кареты по-прежнему было темно, и в темноте летел снег - стремительно, наискосок, почти параллельно земле, сливаясь на лету в длинные зыбкие полосы. За этой полупрозрачной подвижной кисеей темной громадой возвышался трактир, и княжне даже удалось разглядеть на фоне темного неба облепленные снегом ребра обугленных стропил. Больше ничего интересного снаружи не было, и княжна решила, что шум ей просто почудился. А может быть, это Игнат оступился и упал с каких-нибудь ступенек, рассыпав дрова, подумала она. Не расшибся ли он ненароком? Надо бы сходить проверить...
Но идти никуда не хотелось. Под медвежьим пологом было тепло и уютно, особенно если натянуть его до самых глаз, спрятать ладони в рукава и не вынимать их оттуда. Пять минут, решила княжна, снова откидываясь на подушки. Подожду пять минут, а потом пойду и посмотрю, как у него там идут дела. Пора бы ему управиться. Хотя, вообще-то, дрова наверняка сырые. Пока они разгорятся...
Мария Андреевна покинула свою усадьбу рано утром, еще затемно, торопясь покрыть при дневном свете как можно большее расстояние. Нужно было спешить, потому что армия, а вместе с нею и фельдмаршал Кутузов, не стояла на месте, неутомимо преследуя отступающего неприятеля. Кутузов был последней надеждой княжны, поскольку на беспристрастность проводимого флигель-адъютантом Стебловым расследования рассчитывать не приходилось. Только Кутузов мог обелить ее в глазах государя и всего мира - Кутузов да еще молодой Вацлав Огинский, безвестно затерявшийся где-то среди заснеженных полей и лесов, в громе пушек и лязге жестоких сабельных стычек. Где он, Вацлав, жив ли еще? Помнит ли о ней?
Княжна вдруг представила, какое лицо сделалось у графа Стеблова, когда ему доложили об ее спешном отъезде. Она вздохнула: как ни приятно было натянуть нос этому увешанному орденами зазнайке; ее отъезд все-таки сильно напоминал бегство, и это очень не нравилось княжне. Не приходилось сомневаться в том, как будет истолкован и в каком свете подан этот отъезд княгиней Аграфеной Антоновной и другими членами ее кружка. Граф Бухвостов, этот великий знаток светской жизни, был, несомненно, прав: порой случается такая чепуха, от которой потом невозможно отмыться до самой смерти. Но зачем же, с отчаянием подумала княжна о Кшиштофе Огинском, зачем он это сделал? Неужели из-за того, что я спасла икону? Но ведь это вышло совсем случайно, и моей заслуги здесь гораздо меньше, чем его собственного недосмотра. Кстати, зачем ему была нужна икона? Он не выглядит чересчур набожным...
Дверца кареты вдруг распахнулась - без стука, без какого бы то ни было предупреждения. Княжна открыла глаза и сердито подняла брови, намереваясь поинтересоваться у Игната, не сошел ли он с ума, что врывается к ней, не потрудившись хотя бы кашлянуть в кулак, и испуганно замерла, не в силах понять, спит она или нет.
- Неожиданная встреча, не правда ли? - хриплым простуженным голосом сказал пан Кшиштоф Огинский. - Можно сказать, что это сюрприз. Право, не знаю, кто из нас больше удивлен - вы или я. Осмелюсь добавить, однако, что я несказанно рад снова видеть вас, княжна. Какими судьбами?..