Ее мать лежала на полу, в лоскутке лунного света, и тень склонилась над ней, а потом подняла голову и заревела, и в этом глубоком рокочущем реве слышались страх, вызов и одержимость.
Это галлюцинации, подумала Рози с дикой уверенностью. Я провела взаперти два дня, и у меня галлюцинации. Никакого тигра здесь нет.
Кроме того, она была уверена, что никакой бледной женщины в лунном свете тоже нет, хотя и видела, как женщина идет по коридору, женщина со светлыми волосами, длинными-предлинными ногами и узкими бедрами танцовщицы. Дойдя до тени тигра, женщина остановилась.
– Привет, Грэм, – сказала она.
Зверь-тень повернул к ней тяжелую голову и зарычал.
– И не думай, что можешь спрятаться от меня в этом глупом костюме животного, – сказала женщина. Выглядела она недовольной.
Рози поняла, что видит сквозь женщину окно, и изо всех сил прижалась к стене.
Зверь зарычал снова, однако уже не так грозно.
– Я не верю в привидения, Грэм, – сказала женщина. – Всю мою жизнь я в них не верила. А затем я встретила тебя. Ты испортил Моррису карьеру. Ты грабил нас. Ты убил меня. И наконец, будто этого мало, ты принуждаешь меня поверить в привидения!
Тень большой кошки, скуля, отступала по коридору.
– Не думай, что можешь отделаться от меня, ты, бесполезный человечишко! Прикидывайся тигром сколько угодно. Ты не тигр. Ты крыса. О нет, это оскорбление благородной и многочисленной разновидности грызунов. Ты хуже крысы. Ты – хорек.
Рози побежала. Она пробежала мимо призрачного зверя, мимо лежавшей на полу матери. Она пробежала сквозь бледную женщину, и это было как пройти сквозь туман. Она добежала до двери и уже коснулась засова.
В своей голове – или наяву – Рози слышала спор. Один голос говорил:
– Не обращай на нее внимания, идиот. Она не может тебя коснуться. Она всего лишь даппи, она едва реальна. Лови девчонку! Останови девчонку!
А другой ему возражал:
– В том, что вы говорите, несомненно, есть смысл. Но я не уверен, что вы учли все возможные обстоятельства относительно благоразумия, хм, этого главного достоинства храбрости [87] , если вы понимаете, к чему я веду…
– Веду я. А ты следуешь за мной.
– Но…
– Что бы я хотела знать, – сказала бледная женщина, – так это насколько ты сейчас призрачен. В смысле, я не могу касаться людей. Я и вещей касаться не могу. Но я могу касаться привидений.
Бледная женщина попыталась сильно пнуть зверя в морду. Тень-тигр зашипел и на шаг отступил, и женщина промахнулась меньше, чем на дюйм.
Следующий удар попал в цель, и зверь взвыл. Еще один удар, как раз в то место, где у этой кошачьей тени должен быть нос, и зверь закричал, как кот во время мытья с шампунем, это был одинокий вопль страха и возмущения, позора и поражения.
В коридоре раздался смех мертвой женщины, смех ликования и восторга.
– Хорек! – сказала бледная женщина. – Грэм Хорек!
По дому пронесся холодный ветер.
Рози отперла последний засов и повернула ручку. Входная дверь распахнулась. Слепящие лучи фонариков, люди, машины.
Женский голос сказал:
– Это одна из пропавших туристок, – а затем: – О боже…
Рози обернулась.
В свете фонарей Рози разглядела мать, скорчившуюся на кафельном полу, а рядом с ней босого, без сознания, но несомненно в человеческом образе Грэма Коутса. Повсюду вокруг них, словно краска, была разбрызгана красная жидкость, и Рози, задержав дыхание, не сразу поняла, что это такое.
К ней обратилась женщина.
– Вы Рози Ной, – сказала она. – Меня зовут Дейзи. Давайте вас куда-нибудь посадим. Вы бы хотели присесть?
Кто-то, должно быть, нашел распределительный щиток, потому что в этот момент по всему дому зажегся свет.
Крупный мужчина в полицейской форме склонился над телами.
– Это определенно мистер Финнеган, – сказал он, подняв голову. – И он не дышит.
– Да, – сказала Рози, – да, пожалуйста. Я бы очень хотела присесть.
* * *
Чарли сидел рядом с Пауком на обрыве, в лунном свете, болтая ногами в пустоте.
– Знаешь, – сказал он, – ты был частью меня. Когда мы были детьми.
Паук склонил голову набок.
– Правда?
– Думаю, да.
– Ну, это кое-что объясняет. – Он вытянул руку: у него на ладони сидел, ощупывая лапками воздух, семиногий глиняный паучок. – И что теперь? Ты заберешь меня обратно или что?
Чарли наморщил лоб.
– Думаю, самому по себе тебе гораздо лучше. И уж точно намного веселее.
– Рози, – сказал Паук. – Тигр знает о Рози. Мы должны что-то сделать.
– Конечно, должны, – сказал Чарли. Это похоже на бухгалтерию, подумал он: в одной графе добавляешь, в другой вычитаешь, и если все сделал правильно, в итоге должно сойтись. Он взял брата за руку.
Они встали и сделали шаг вперед, с обрыва… и вокруг стало ярко…
Между мирами дул холодный ветер.
– Ты не волшебная часть меня, кстати, – сказал Чарли.
– Нет? – Паук сделал еще один шаг. Звезды валились на них дюжинами, исполосовав темное небо. Кто-то где-то играл на флейте возвышенную сладостную мелодию.
Еще один шаг, и теперь зазвучали далекие сирены.
– Нет, – сказал Чарли. – Не часть. Хотя, кажется, так думала миссис Данвидди. Она разделила нас, но никогда толком не понимала, что сделала. Мы с тобой, скорее, как две половинки морской звезды. Ты вырос в целого человека. Ну и, – сказал он, только сейчас понимая, что это действительно так, – я тоже.
Они стояли на краю обрыва на заре. Вверх по склону ехала «скорая» с включенной мигалкой, а за ней – еще одна. «Скорые» припарковались на обочине, рядом с полицейскими машинами.
Всем и всеми, похоже, там заправляла Дейзи.
– Нам тут делать нечего. По крайней мере сейчас, – сказал Чарли. – Пойдем.
Последние светлячки уже улетели, мерцая на своем пути домой.
На первом же утреннем микроавтобусе они отправились в Вильямстаун.
* * *
Мэв Ливингстон сидела на втором этаже дома Грэма Коутса, в библиотеке, окруженная произведениями искусства, а также книгами и DVD, и смотрела в окно. Там, внизу, специалисты экстренных служб поместили Рози и ее мать в одну «скорую», Грэма Коутса – в другую.