Олеся открыла дверь своим ключом, в последний раз позабавившись мыслью о том, что все это – весь этот мир, в котором она сейчас живет, с любимым мужем, с главной ролью в руках – вымысел, порожденный больным воображением. В квартире вкусно пахло. С тех пор как Олеся стала худеть, Померанцев (вымышленный или натуральный, не имеет значения) словно с цепи сорвался – готовил почти каждый вечер, словно умышленно стараясь свести с ума голодную Олесю. Вызов брошен. Чего ты хочешь больше – мяса с румяной сырной корочкой или прыгать голой на крыше здания провинциального театра.
– Есть будешь?
– Уже поела. Я просто посижу с тобой. – Вызов принят. Олеся заварила себе горячего чаю и приготовилась к тому, как трудно будет смотреть, как Максим ужинает. Бледный, не тот, что на плакате. Оживленный, мирно настроенный, странный.
– Что делала? Что-то тебя целыми днями нет?
– К утренникам готовлюсь, – усмехнулась Олеся. – К новогодним. На деньги от утренников потом могу год жить.
– Снегурочка ты моя. – Померанцев плюхнулся на стул, поджал под себя ноги и принялся с аппетитом есть. – Ты курить начала, да, моя девочка? Или это для роли Снегурочки в утренниках надо курить? – Вопрос был задан ровным тоном без каких-то эмоций или подозрений, но Олеся тут же встрепенулась. Что-то было не так. Померанцев назвал ее «моей девочкой»? Плохой знак, недобрый.
– На репетиции. Рядом со мной курили много, – ответила она. – А что?
– Так, ничего особенного, – пожал плечами Померанцев, продолжая поедать свое мясо. Вот только он не сводил взгляда с Олеси.
– Пойду прилягу.
– Ты похудела, – бросил он. – Тебе не идет.
– Да? А все мечтают быть худыми, как щепки.
– У тебя анорексия? Почему? – Этот легкий, неестественно веселый тон начал раздражать Олесю.
– Может быть, у меня депрессия.
– Я хочу, чтобы ты съела мясо. Приготовил его для тебя, девочка моя. Там еще полная сковородка.
– Не хочу, я же сказала. – Олеся попыталась уклониться от его взгляда, но не смогла, Максим изогнулся, подхватив тарелку, и заглянул в глубь Олесиной души, открытой книги, в которой он так любил рисовать на полях неприличные картинки.
– Не хочешь или не можешь?
– Не хочу. – Она сглотнула, чувствуя запах мяса, который распространялся вокруг тарелки.
– Тебе велели похудеть, верно? – Максим, вероятно, решил, что в его руках уже достаточно информации, чтобы делать выводы. К сожалению, вполне верные. – Это нужно для какой-то роли?
– И что с того, если это даже и так! – Олеся невольно повысила тон, используя звук в качестве средства самообороны. – Какая разница? Ты все равно считаешь меня бездарностью.
– Это не я считаю, жизнь так сложилась, – хмыкнул Померанцев. – Так что же это за роль? Поделишься?
– Нет! – рявкнула Олеся.
– Нет? – вытаращился Максим, изумившись на этот раз искренне и в полной мере. – Почему?
– Ты же не даешь мне читать свою книгу? А это вот мой запрет для тебя. Не лезь в мои дела.
– Я буду лезть во все твои дела. Всегда, ты что, забыла? Ты – моя жена! – Лицо Померанцева перекосилось от ярости. – Я буду делать все, что пожелаю. Девочка моя, думаешь, ты можешь скрыть что-то? Думаешь, что настолько хорошая актриса?
– Я – вполне хорошая актриса! – Олеся убежала в комнату, но Померанцев настиг ее там в три прыжка.
– Значит, все-таки не зря ты переспала с этим режиссером, да? Так ведь получается? Как там его зовут? Артем Шебякин, верно? Еще одна бездарность, которая возомнила о себе невесть что.
– Откуда ты…
– Я все знаю. Иди сюда. – Голос Максима изменился, взгляд потемнел. – Хочу, чтобы ты разделась.
– Нет уж, – замотала головой Олеся.
– Здесь и сейчас. Ты расскажешь мне, каково это – быть актрисой. Что же ты чувствовала, моя девочка, когда боролась за место под солнцем. Этот Шебякин – совсем не урод. Впрочем, дело вкуса. – Померанцев достал из кармана пачку сигарет и достал оттуда – не одну, а две сигареты. Одну он протянул жене.
– Сейчас ты должен спросить, каково это было. Хорошо ли мне было с ним, да? Ты это хочешь знать, верно? – Олеся усмехнулась и протянула руку, чтобы взять предложенную сигарету. Максим схватил за руку, притянул к себе и одним рывком сорвал с нее платье. Пуговицы на спине оторвались и с негромким стуком попадали на пол. Олеся отскочила к стене, где осталась стоять в одном только белье. Максим ощупал взглядом сильно исхудавшее тело и только потом протянул ей сигарету и элегантно поднес к ней зажигалку. Джентльмен, мать его.
– И каково же это было? Впрочем, не стоит. Этот вопрос слишком уж банален. Какая разница. Ведь ты получила эту роль, верно? Я звонил на студию, узнавал. Главная роль! Вау, неплохо, моя дорогая. Можно с уверенностью сказать, что ЕМУ было хорошо. Это уж факт, верно?
– Верно! – Олеся выдохнула дым прямо в лицо Померанцеву, даже не пытаясь прикрыться. – Ему было со мной замечательно. Настолько, что он дал мне роль. Остается еще один вопрос, дорогой.
– Какой, дорогая? – Померанцев откровенно наслаждался ее наготой.
– Сплю ли я с ним сейчас. Как ты думаешь, да или нет? – Олеся медленно, с манерностью, свойственной стриптизершам, стянула с себя бюстгальтер и швырнула в лицо Померанцеву.
– И что же ты ответишь на этот вопрос? – спросил Померанцев, бледнея.
– А разве ответ не очевиден? Разве это не такой же простой вопрос? Конечно же, я с ним сплю. Это – одно из условий работы.
С минуту они сверлили друг друга взглядами, полными ненависти, а затем Померанцев пересек комнату, и тишину нарушил звук пощечины. Олеся невольно схватилась за щеку, а Максим попытался ухватить ее за запястья.
– Оставь меня в покое! – закричала она. Закричала громче, чем он ожидал, и каким-то чудом ей удалось выскользнуть из его рук. – Иди к своей Лере! Убирайся!
– Иди сюда, – прорычал Максим, но Олеся уже бежала к дверям квартиры. Она подхватила с вешалки мужское полупальто, опередив Померанцева буквально на несколько сантиметров. Его дыхание слышалось у нее за спиной, дыхание демона, разрушающего ее жизнь.
Олеся вылетела на лестничную клетку как была, босая, в тонких капроновых колготках, с померанцевским полупальто в руках. Она летела по лестнице и смеялась, хохотала, билась в истерике. Только на первом этаже, подлетев к почтовым ящикам, решилась остановиться. Нацепила на себя пальто, огляделась, прикидывая, стоит ли опасаться погони.
– Перестань! – крикнул Померанцев со второго этажа. – Простудишься, дура!
– А ты будешь навещать меня в больничке? – крикнула Олеся и расхохоталась.
– Не дури. – Померанцев, взлохмаченный и босой, появился на лестничной клетке, и тогда она распахнула дверь подъезда и вылетела на улицу. От первых заморозков лужи застыли, и кромка льда, совсем еще тонкая, ломалась под голыми ногами. Ледяная жижа обжигала ступни, заставляя бежать еще быстрее. Благо бежать было недалеко. Через несколько минут дверь в квартиру Анны открыл Матгемейн – сонный, в шортах и с голым торсом, он буквально остолбенел, когда Олеся влетела в их дом.