— Но даже если она была и полной, — возразил Аллейн, — разве это объясняет, как таблетки оказались в мензурке?
— Я… Вы сейчас о чем?
— Вы сказали, что, очевидно, первая пробирка была не пустой, и хотите, чтобы я из этого сделал вывод, будто вы виноваты в смерти сэра Дерека. Так?
— Это лишь мое предположение.
— Которого вы убили либо сознательно, либо по неосторожности. Так что из двух?
— Я не убийца! — воскликнул Филиппс.
— А каким же образом таблетки оказались в мензурке?
Хирург промолчал. Инспектор мгновение выждал, а затем с необычной для его низкого голоса интонаций произнес:
— Значит, вы не в состоянии понять людей идеалистического склада?
— Что? Нет, не могу!
— Я вам не верю.
Филиппс уставился на него, отчаянно покраснел и пожал плечами.
— Хотите, чтобы я все это изложил в письменном виде? — спросил он.
— Пожалуй, не надо. Как-нибудь потом, если возникнет необходимость. Вы были очень откровенны. Я ценю вашу открытость и мотив. Послушайте, что вы еще можете мне рассказать, чтобы помочь себе? Необычный вопрос со стороны полицейского, однако я его задаю.
— Не знаю. Все против меня, не говоря уже о том предположении, которое я только что сделал, — что сам виноват в передозировке. Само по себе странно, что я лично делаю уколы, но так я привык, особенно когда наркоз дает Робертс, поскольку он не любит этим заниматься. Еще более подозрительно, что я использую много воды. Но это также моя обычная практика. Могу доказать, что предлагал леди О'Каллаган воспользоваться услугами другого хирурга, но она настояла, чтобы операцию проводил я. Это все. Конечно, если не считать… Хотя нет, это все.
— У вас есть какие-либо версии по поводу других лиц?
— Хотите спросить, подозреваю ли я кого-нибудь? Нет. Полагаю, что это политическое убийство. Как его осуществили — понятия не имею. Совершенно не могу подумать на тех, с кем работаю. Абсолютно невероятно. И к тому же — зачем? Вы говорили о готовых лекарствах. Удалось что-нибудь разузнать?
— Мы этим занимаемся. Правда, не уверен, что что-нибудь найдем. Кстати, почему доктор Робертс отказывается делать уколы?
— По личным причинам, они не имеют никакого отношения к данному делу.
— Потому что однажды по его вине произошла передозировка?
— Если знаете, то зачем спрашиваете? Испытываете меня на искренность?
— Можно объяснить и так. Он не оставался наедине с больным?
— Нет. Ни разу.
— Кто-нибудь из сестер находился в операционной без свидетелей до начала операции?
— Из сестер? Не знаю. Я не слежу за их действиями. До того как мы вышли на сцену, они некоторое время занимались подготовкой.
— Мы?
— Томс, Робертс и я.
— Как насчет мистера Томса?
— Не помню. Вероятно, он заглядывал в операционную — хотел проверить, все ли в порядке.
— Хорошо. Полагаю, мне придется организовать реконструкцию события. Можете уделить мне время сегодня или завтра?
— Вы намереваетесь воспроизвести операцию в виде представления?
— Если получится. В реальности вряд ли удастся. Где найдешь министра с гнойным аппендицитом?
Филиппс иронически улыбнулся.
— А найдете, я вколю ему столько гиосцина, что у вас образуется коллекция таких министров.
— Не исключено.
— На дневные часы ничего не намечено, если только не привезут больного с неотложным случаем. А я думаю, не привезут. Бизнес разваливается, — мрачно добавил хирург. — Моя последняя большая операция получила слишком нелестную огласку.
— Вы могли бы завтра днем собрать остальных?
— Попробую. Дело предстоит не из приятных. Сестра Бэнкс нас оставила, но ее можно найти.
— В «Клубе медицинских сестер» в Челси.
Филиппс бросил на него быстрый взгляд.
— Вот как? Прекрасно. Пять часов вас устроит?
— Замечательно. Сумеете организовать все так, чтобы было как можно ближе к тому, что происходило в действительности? Оборудование и остальное?
— Надеюсь, получится. Я с вами свяжусь. — Филиппс направился к двери. — До свидания. Понятия не имею, считаете вы или нет, что я убил О'Каллагана, но вели вы себя очень любезно.
— Нас обучали хорошим манерам одновременно с обязанностями полицейского, — усмехнулся Аллейн.
Филиппс ушел, и он, разыскав Фокса, сообщил ему об утренних событиях. Когда рассказал о визите хирурга, Фокс выпятил нижнюю губу и уставился на мыски сапог.
— С чего бы такое недоверчивое выражение? — поинтересовался Аллейн.
— Знаете, сэр, я сомневаюсь по поводу этих штучек с самопожертвованием. Звучит прекрасно, но далеко не каждый отважится на подобное, сознавая, что затягивает петлю на собственной шее.
— Вот теперь я сомневаюсь, что у вас были плохие оценки за сочинения. Хотите сказать, что не верите в причину, по которой Филиппс явился сюда, или в гипотетическую попытку сестры Харден отвлечь мое внимание?
— Ни в то ни в другое, но особенно в первое. На мой взгляд, у нас больше улик против сэра Джона Филиппса, чем против любого другого. Думаю, вы правы насчет политической подоплеки дела — она выеденного яйца не стоит. Сэр Джон понимает, что у него рыльце в пушку. И что же он делает? Заявляет, что желает очиститься и во всем признаться, но не рассказывает ничего такого, чего бы вы не знали. А когда вы указываете ему на это, мямлит, что мог совершить ошибку с двумя пробирками. Вы верите ему, шеф?
— Нет. Чтобы отправить на тот свет человека, ему потребовалось бы растворить содержимое целой пробирки. Каким бы он ни был заторможенным, такое он бы по ошибке не совершил.
— Вот именно. И он понимает, что вы это как-нибудь сообразите. И что же он делает? Ну же, сэр, — на Фокса напал пыл красноречия, — спросите меня, что он делает.
— Что?
— Морочит голову и изобретает ложный мотив. Догадывается, что убедить вас непросто, и спешит произвести хорошее впечатление. Насчет юной леди не скажу: в сговоре она с ним или нет, — но ведь может тоже прибежать с подобной сказкой: «Пожалуйста, не арестовывайте его — арестуйте меня. Я ничего не совершила, но вы пощадите моего приятеля!» — Голос Фокса взлетел до пронзительного фальцета, и теперь в нем звучало презрение.
Губы Аллейна дернулись, и он поспешно закурил.
— Как-то вы сразу перестроились, — мягко произнес он. — А еще утром пичкали меня историями о Сейдже, Бэнкс и Робертсе.
— Было дело, сэр. Но и тот тупичок надо было исследовать. Бойз этим занялся, и теперь с тупичком все ясно.