А Шарко, чьи голые руки свело от холода и веревок, обернулся к их палачу:
— Не делайте этого.
Гигант молча развернул его лицом к озеру, нажал комиссару на плечо, вынуждая встать на колени, снял перчатки.
Люси, наблюдавшая за его действиями, окаменела, но Франк быстро сказал ей:
— Отойди немного от берега и не позволяй поставить себя на колени. Мне нужно всего несколько секунд. Давай-давай действуй!
Михаил изо всех сил пнул его в бок тяжелым ботинком, заставляя умолкнуть, Шарко со стоном повалился на землю. Люси стиснула зубы и попятилась от берега озера:
— Если ты собираешься стрелять, сукин сын, тебе придется смотреть мне в глаза!
Водитель, оскалившись, выкрикнул, будто выплюнул, непонятные слова и двинулся с порочной улыбкой к Люси. Схватил ее за волосы, резко потянул к себе… Но стоило ему отвернуться от Шарко, тот наклонил голову вперед и, расставив руки так, словно сейчас обнимет мучителя, ринулся к нему. Макушка комиссара угодила прямо в солнечное сплетение палача, гигант взвыл, и мужчины покатились по земле. Великан был сильнее, ему довольно быстро удалось высвободиться, и он оказался сверху. Яростно рыча, он вытащил пистолет и стал медленно приближать дуло к лицу противника — палец на спусковом крючке.
Люси, хотя и была связана, рванулась, подстегиваемая злостью, к ним и рухнула на них обоих.
Прогремел выстрел. Одинокий: эха здесь не было, не было ни малейшего отзвука. Только вдали сорвались со своих мест и взлетели в воздух птицы.
Три тела оставались неподвижны, будто время остановилось.
Первой приподнялась Люси, еще оглушенная выстрелом.
Шарко под ней не шевельнулся.
— Нет!!!
Комиссар открыл глаза и оттолкнул в сторону тяжелое тело. Колосс скривился от боли, кусок рукава его куртки, ближе к плечу, был вырван.
Франк поднял пистолет, прицелился и, покосившись на Люси, спросил:
— Ты в порядке?
Люси плакала. Шарко как следует врезал рукояткой оружия шоферу по лицу и сразу же приставил ему дуло к виску. Жилы на шее комиссара набухли, он был готов выстрелить:
— Сейчас я отправлю тебя в ад!
— Не стреляй! — закричала Люси. — Если ты его убьешь, мы, наверное, никогда не узнаем, куда увозили детей!
Полицейский тяжело дышал, ему было не до размышлений о будущем, но голос Люси его отрезвил.
Комиссар поднялся на ноги, не сводя глаз с того, кто отныне стал их заложником, зашел за спину Люси и развязал ей руки.
— Пошли отсюда, — сказала она.
Шарко выстрелил в воздух — пусть Владимир думает, что их казнь состоялась, — и отдал пистолет Люси:
— Если пошевелится — стреляй.
Потом он стащил с великана куртку, сорвал с глаз очки и прочно связал ему руки теми веревками, которыми совсем еще недавно был связан сам.
— Тебя только оцарапало, сволочь! Похоже, ты родился в сорочке.
Пинками заставив водителя встать, комиссар грубо толкнул его в спину — двигайся, мол, — и протянул куртку Люси:
— Держи.
— А ты?
— Обо мне не беспокойся.
Энебель надела огромную, не по росту, куртку с капюшоном, и они почти бегом направились к дороге. Михаил трусил рядом на поводке, как послушная собака. Стало совсем темно, ночь накрыла мертвую Чернобыльскую электростанцию своими ледяными крыльями. Воздух отсырел, на небе замерцали первые звезды… тоже ведь сгустки энергии…
Шарко на мгновение остановился, чтобы заправить под капюшон волосы подруги, и, посмотрев на ее пальцы, увидел на них кровь:
— Ты ранена!
Люси поднесла руку к голове:
— Да ну… пройдет…
Комиссар еще ускорил шаг.
— Само не пройдет. Нам надо как можно скорее добраться до больницы. Из-за этой раны… и из-за радиоактивности.
Они переглянулись, в глазах обоих была тревога. Оба были уверены, что нахватали доз, — но сколько нахватали?
Люси двигалась с трудом: куртка со свинцовыми прокладками весила тонну, в голове пульсировала боль, с утра во рту и маковой росинки не было, — но она находила в себе силы идти дальше. Она упорно шла и шла за этим человеком, которого любила, как никого на свете, за человеком, который ее спас. Человеком, которому она обязана всем.
Они добрались до тропы, по которой пришли к озеру.
Фургон был на прежнем месте.
— Не отпускай его ни на секунду, Люси!
Пока Люси держала великана на поводке и под прицелом, комиссар прорвался через кустарники и бросился к машине, которая стояла метрах в десяти от них.
Сразу же заурчал мотор, но полицейский удвоил скорость и подбежал к дверце еще до того, как Владимир успел включить задний ход. Шарко резко дернул дверцу, скинул переводчика с сиденья и уложил на землю, придерживая коленом. Подошла Люси, прикрикнула на гиганта. Тот понял приказ и сел на землю в нескольких метрах от Владимира: руки за спиной, ноги в стороны.
— Куда этот фургон возит радиоактивные отходы? Ну, говори! — потребовал Шарко.
Переводчик шумно проглотил слюну, губы его дрожали.
— Вы полицейские, вы не имеете права…
Шарко схватил его за горло и нажал:
— Хочешь проверить?
Владимир захрипел, а когда комиссар ослабил хватку, сплюнул.
— Ну что, теперь будешь говорить? Слушаю.
— Возит… возит в Озёрск.
Шарко быстро оглянулся на Люси. Она, морщась, трогала пальцами затылок.
— А что там делается, в этом Озёрске?
— Не знаю, клянусь, клянусь вам, не знаю! Вроде бы там и есть-то только заброшенные военные комплексы и радиоактивные отходы, больше ничего.
Полицейский кивнул в сторону связанного гиганта:
— У него спроси.
Владимир повиновался. Бородач не хотел отвечать, но Люси врезала ему рукояткой пистолета по царапине от пули, он взревел и в конце концов заговорил.
— Он сказал, что на месте его всегда встречает Леонид Яблоков, — перевел Владимир.
— Кто это такой?
Вопрос — ответ — перевод.
— Начальник Центра временного складирования и захоронения радиоактивных отходов, который называется «Маяк-четыре» [76] .