Белланже окинул взглядом бумаги на письменном столе:
— Наверное, за этими детьми наблюдают именно в вашем отделении?
— Да, конечно! Профессор сам ими занимается, сам их принимает. Он обожает детей. Потому-то и трудно поверить, что он мог уехать, никого из нас не предупредив. Я знаю его двадцать лет, и за это время он ни разу не пропустил встречи с ребятишками.
Белланже наклонился вперед, пристально глядя на нее:
— Вы хотите сказать, что и сейчас во Франции есть эти чернобыльские дети? Вот прямо сейчас?
— Около восьмидесяти мальчиков и девочек с неделю назад приехали на автобусе с Украины, чтобы отпраздновать здесь Рождество с семьями, которые их принимают, а в середине января они вернутся домой с мешками подарков.
Капитан полиции, не обращая внимания на завибрировавший в кармане телефон, достал еще одну фотографию и протянул ее доктору. Рука его чуть-чуть дрожала.
— Мы нашли этого потерявшегося ребенка ровно неделю назад. Вы его, случайно, не видели в отделении?
Пеннен внимательно всмотрелась в лицо десятилетнего мальчика, лежащего на больничной койке:
— Вроде бы не помню такого… Но, знаете, их столько проходит через наши палаты, что стопроцентной уверенности у меня нет.
— А татуировка? Такую татуировку вы когда-нибудь видели?
— Никогда, вот это точно. — Она покачала головой, села за стол и написала несколько слов на листе бумаги. — Что касается этого ребенка, вам надо спросить о нем Арно Ламбруаза. Он президент ассоциации, их штаб-квартира в Иври-сюр-Сен, и у них хранятся досье на всех приезжающих во Францию детей Чернобыля. Месье Ламбруаз даст вам точную информацию.
Иври-сюр-Сен, рядом с Мезон-Альфором.
Именно там нашли мальчика с запиской Валери Дюпре в кармане.
Выйдя на улицу, Белланже стал прослушивать сообщение на мобильнике. Шарко глубоко вздохнул, выпустив из себя облако пара, и машинально двинулся по дорожке. Он думал о Чернобыле, о своих находках на «Куртизанке», об этих нелюдях, творящих зло, — каждый на свой лад. Откуда в них это стремление заставить другого страдать, стремление убивать себе подобных? Когда все это кончится? Он шел, чувствуя себя попавшим в какую-то адскую спираль, из которой не вырваться. И понимая, что втянул за собой в эту спираль и Люси…
Комиссар вдруг осознал, что идет один, остановился, обернулся. Белланже стоял на прежнем месте, рука с мобильником безжизненно повисла, взгляд был удивленный и печальный.
Шарко вернулся:
— Что случилось?
Белланже, явно ошарашенный чем-то сказанным ему в телефонном разговоре, откликнулся не сразу.
— Я… я поеду с тобой в аэропорт встречать Люси…
Шарко почувствовал, как заколотилось у него сердце:
— Да что случилось-то?
— Шарк, а разве Люси была знакома с Глорией Новик?
— Нет, я никогда даже и не рассказывал ей о Глории. С чего бы?
— Баскез оставил мне сообщение. Они только что закончили проверку отпечатков, найденных в квартире Глории Новик. Пальчиков там полно — на кухонном столе, на мебели в комнате, на входной двери, некоторые принадлежат жертве, бо́льшая часть — неизвестным лицам, но есть и десятки… — Он с трудом сглотнул. — Десятки отпечатков Люси.
Штаб-квартира ассоциации «Солидарность с Чернобылем» находилась в самом центре Иври, на улице Гастона Монмуссо. Дом уютно расположился между детским садиком и площадкой с качелями и горками, на стоянке перед ним собралось с десяток машин.
Зал оказался похож на командный пункт: посредине — длинные столы со стульями вокруг них, стопки бумаги, графики, схемы, развешенные по стенам, непрерывно трезвонящие телефоны и люди, снующие во всех направлениях. Большие плакаты с картинками иллюстрировали деятельность ассоциации: системы организации перевода и переписки, порядок приема детей с Украины, продовольственная помощь, съемки фильмов. Шарко заметил в уголке пожилую пару и рядом с ними — маленького беленького мальчика, которому муж и жена все время улыбались. Ребенок самозабвенно играл с пожарной машиной, глаза его излучали счастье, у комиссара сжалось сердце от этого зрелища, и он поспешил переключиться на сотрудника, который только что к ним подошел, — темноволосого мужчину с «конским хвостом».
— Чем могу вам помочь?
— Мы ищем Арно Ламбруаза.
— Это я.
Белланже незаметно для окружающих показал служебное удостоверение:
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, есть здесь какое-нибудь тихое место?
Ламбруаз поморщился, отвел посетителей в закуток при кухне и закрыл за собой дверь:
— В чем дело?
— Мы расследуем исчезновение вот этого ребенка, и у нас есть все основания думать, что он прибыл во Францию с группой на прошлой неделе.
Ламбруаз взял у капитана полиции снимок, всмотрелся. Шарко наблюдал со стороны, не переставая думать об отпечатках Люси, обнаруженных у Глории.
— К нам не поступало жалоб ни от одной из семей, в которых гостят наши подопечные, — сказал наконец Ламбруаз. — Вы же прекрасно понимаете, как мы боимся, что кто-то из детей пропадет, и как бдительно следим за ними. Нет, никто не терялся, иначе мы были бы в курсе. — Он еще раз пригляделся к мальчику на фотографии. — Да… на первый взгляд лицо незнакомое, но я же не помню всех наизусть… Подождите пару минут, возьму списки — проверим.
Он отошел и почти сразу же вернулся с большой папкой в руках.
— Какие у вас отношения с Лео Шеффером? — спросил Белланже.
— С Лео Шеффером? Очень хорошие отношения и при этом вполне деловые. Он всегда встречает и провожает вместе с нами украинские автобусы, специально приходит поздороваться и попрощаться с ребятишками, и это всегда минуты высокой человечности… Ну а кроме того, мы видимся на совещаниях, вот, пожалуй, и все.
Ламбруаз принялся медленно перебирать бумаги в папке, просматривая заключенные в прозрачные файлы листки с фотографиями и данными на каждого ребенка, документы.
— Здесь наша последняя по времени группа. Восемьдесят два ребенка из бедных деревень Украины. Они приехали на двух автобусах.
— А по каким критериям вы отбираете детей? Почему приехали эти, а не другие?
— Наши критерии? Хм… Ну, во-первых, мы никогда не отбираем кандидатов в одной деревне дважды, и это позволяет дать шанс как можно большему количеству детей. Во-вторых, все ребятишки из очень-очень бедных семей… Что же касается окончательного отбора… Чаще всего детей отбирает сам месье Шеффер.
— Каким образом?
— Когда взорвался реактор, огромное количество цезия-137 было выброшено в воздух и занесено дождями и ветрами в землю. Поэтому более или менее зараженными оказались довольно большие территории на Украине, в России и в Белоруссии. По хранящимся в архивах метеосводкам и картам за последовавшие за взрывом недели, зная направление и силу ветра, работники фонда могут установить, где наиболее высока вероятность заражения цезием-137. Господин Шеффер выбирает тех детей, которые — в соответствии со всеми этими вычислениями — должны были получить самую большую дозу облучения. Ему очень помогает в этом интуиция: у детей, проходивших обследование в отделении месье Шеффера, чаще всего оказываются просто ужасающие показатели, каких ни в одной стране мира не встретишь.