– Сразу задам не совсем традиционный вопрос, – послышался женский голос. – Почему вы назначили встречу именно здесь?
Семибратов улыбнулся.
– Где же еще встречаться с молодой, красивой девушкой, если не в ресторане?
– Спасибо…
– Кроме того, это мой любимый ресторан.
– Мой тоже, – пробормотал Кулешов. – А у него губа не дура!
– Помолчи, – нетерпеливо повторила Марина Игоревна.
– И потом, я не был в Москве почти четыре года, – продолжал Семибратов, – и теперь вынужденно совершаю что-то вроде сентиментального паломничества по знакомым местам. Надо ведь, согласитесь, посмотреть, насколько сильно они изменились! Вот здесь, к примеру, обновили интерьер…
– Вам нравится?
– Не могу сказать определено. Надеюсь только, что перемены не коснулись кухни. То, как здесь кормили раньше, меня вполне устраивало.
– Раз уж вы сами заговорили о своем более чем трехлетнем отсутствии на родине, давайте вернемся к вашему добровольному изгнанию и вашим планам на будущее. Как известно, все обвинения в ваш адрес сняты…
Семибратов пожал широкими плечами.
– Лучше поздно, чем никогда, – сказал он. – Если вам нужен более развернутый ответ, могу добавить лишь одно: справедливость должна торжествовать хотя бы иногда, иначе люди просто перестанут в нее верить. А официальный проводник справедливости в массы, каким, по замыслу, должна являться судебная система, которому никто не верит, автоматически становится инструментом для сведения счетов, послушным орудием в руках нечистого на руку богатого меньшинства.
– Во завернул, – запив это громкое заявление глотком коньяка, хмыкнул Кулешов.
– А что до планов на будущее, – продолжал Семибратов, – то они пока расплывчаты и неопределенны. Есть кое-какие предварительные наметки, но они носят чисто деловой характер, и мне не хотелось бы сейчас их обсуждать.
– Разумеется, это ваше право, – произнесла берущая интервью дамочка таким тоном, словно ее мнение по данному вопросу могло кого-то интересовать. – Я, собственно, имела в виду ваши дальнейшие взаимоотношения со стороной обвинения – Министерством обороны, военной прокуратурой… Вы намерены предъявить судебный иск о защите чести и достоинства? Будете требовать компенсации?
– Нет и нет, – коротко и решительно ответил Семибратов.
– Так категорично?
– Это не категоричность. – Бывший подполковник снова сверкнул улыбкой, особенно выигрышно смотревшейся на фоне загорелой кожи. – Я произнес «нет» дважды, потому что считаю такой поступок бессмысленным, как минимум, по двум причинам. Прежде всего, я не знаю, кем надо быть, чтобы судиться с судебной системой и рассчитывать на успех. Но это не главное, поверьте. Я твердо убежден, что применительно к таким понятиям, как честь и достоинство, слово «компенсация» звучит оскорбительно. В подобных случаях уместнее говорить о сатисфакции, но такой благородный обычай, как дуэль, увы, давно отмер. Честь и достоинство, если они у человека есть, не продаются за деньги. Причиненный моральный вред невозможно измерить и, тем более, исправить деньгами. У человека отняли воинское звание, боевые награды и доброе имя, лишили возможности спокойно жить на родине, едва не осудили по ложному, бездоказательному обвинению – при чем тут деньги? Пьяный водитель насмерть сбивает ребенка, с него в судебном порядке требуют денежную компенсацию, и два грамотных, интеллигентных, высокооплачиваемых адвоката долго торгуются, жонглируя юридическими терминами, – выясняют, сколько тысяч или миллионов рублей стоит человеческая жизнь. Это же абсурд!
– Если рассматривать проблему под таким неожиданным углом, с вами так и подмывает согласиться. – Голос собеседницы звучал задумчиво, озадаченно. – Но мы живем в современном обществе, где, как вы совершенно справедливо заметили, решение спорных вопросов путем дуэли уже не практикуется. Конечно, деньги, особенно когда они имеются в достаточном количестве, – не самая равноценная компенсация за вред, нанесенный репутации или здоровью. Но ведь другого эквивалента, другого мерила просто нет!
– Представьте себе ситуацию, – быстро ответил Семибратов. – Вы очутились в пустыне, где нет ничего, кроме песка. Ну, или, скажем, камней. Вы одна, без связи, без снаряжения, еды и воды тоже, разумеется, нет. Но это ведь не означает, что вы станете есть камни и утолять жажду песком!
– Пожалуй, вы правы, – сказала журналистка, и теперь в ее голосе Сергею Аркадьевичу почудилось явное смущение.
– В чем-то да, в чем-то нет, – пошел ей навстречу Семибратов. – Тут нет объективных критериев, мнение по данному вопросу зависит исключительно от внутренних принципов каждого отдельно взятого человека. Кто-то горюет из-за недостаточного, по его мнению, размера выплаченной компенсации больше, чем по погибшему родственнику, и у него наверняка имеются аргументы, оправдывающие такую позицию. Но я, хоть и бывший, все-таки русский офицер, а не сутяга. Я вполне доволен тем, что мне вернули доброе имя. А денег на жизнь я как-нибудь сам заработаю. Пусть столичных адвокатов кормят звезды шоу-бизнеса, этот способ обогащения не по мне.
– Можно спросить, где вы провели эти годы, чем занимались в изгнании? – круто свернула в сторону от скользкой темы журналистка.
– Везде и всем понемножку, – обтекаемо ответил Семибратов. – Африка, Азия, Аравийский полуостров, Центральная и Южная Америка… Помните танго из «Двенадцати стульев» в исполнении Андрея Миронова? «Странствуя по свету, словно птица»…
– Искренне вам завидую. Хотя регионы, надо заметить, не самые спокойные…
– Так ведь и я не гувернантка. – Семибратов рассмеялся. – И потом, какая разница? В стране – не важно, какой именно, – которая объявила тебя особо опасным преступником, спрятаться можно только на дне. А по сравнению с обитателями российского дна даже сомалийские пираты выглядят младшей группой церковного хора. Чего я не видел в Саранске или Йошкар-Оле? А тут – джунгли, пески, скалы, водопады, совершенно безлюдные пляжи, алмазные прииски… И люди – от вождей кочевых племен и африканских царьков-людоедов до простых погонщиков верблюдов, рыбаков и контрабандистов. Это же совсем другая жизнь! И я, признаться, по ней уже немножечко скучаю.
– Уходя в дальнейшее пространство, я блесну непрошеной слезой? – с вопросительной интонацией ввернула подходящую строчку из упомянутой собеседником песни журналистка.
– Ну, это не сразу. Но со временем, думаю, да. Меня здесь ничто не держит, я – человек свободный… А теперь еще и официально признанный честным и законопослушным – спасибо, что не посмертно.
К некоторому удивлению Сергея Аркадьевича, которого быстро утомило словоблудие дискредитированного военного разведчика, жена в полном молчании досмотрела интервью до самого конца. Оно завершилось эффектной уличной сценой: вновь обретший родину изгнанник, одетый так, словно собрался сниматься в рекламе мужской туалетной воды или чаевничать с английской королевой, оседлал громадный мотоцикл, который так и подмывало на американский манер назвать чоппером, надел на голову шлем, оттолкнулся от мостовой ногой в туфле из крокодиловой кожи и укатил.