Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
Один из оставшихся в шатре охранников похлопал Белого по плечу и протянул ему солдатскую алюминиевую флягу в брезентовом чехле. Белый медленно поднял опухшее, разрисованное разводами грязи, крови и слез лицо, некоторое время тупо смотрел на флягу с раскачивающейся на цепочке снятой крышкой, а потом неуверенным движением принял ее и поднес к разбитым губам.
Здесь живут, и песня в том порука,
Нерушимой, дружною семьей
Три танкиста, три веселых друга —
Экипаж машины боевой!
– постепенно слабея, доносилось со стороны удаляющейся колонны.
Песня утонула в мощном рокоте ожившего танкового двигателя. Охранник ловко вскарабкался на башню, уселся, свесив ноги в начищенных до зеркального блеска армейских ботинках, и постучал прикладом автомата по броне. «Тигр» с бортовым номером триста два рывком тронулся с места и пошел вслед за уходящей колонной, оставив Белого с флягой в руке сидеть на складном стуле в опустевшем шатре из маскировочной сети, натянутой на грубо сколоченный каркас из сосновых жердей. Проводив танк пустым, невидящим взглядом, Белый замедленным, деревянным движением снова поднял флягу и надолго припал к горлышку. Его кадык судорожно двигался вверх-вниз, из зажмуренных глаз текли, смешиваясь со струящейся по подбородку водкой, медленные, тяжелые слезы.
* * *
Снаружи по-прежнему толкался в окно, тщетно пытаясь прорваться в квартиру сквозь три слоя прочного закаленного стекла, тугой, холодный ветер высоты. Внутри было тепло и уютно; на мраморной полке фальшивого камина размеренно, звонко тикали старинные бронзовые часы с амурами и психеями, в стеклянной горке ровными рядами, одинаково задрав стволы, стояли масштабные модели танков различных времен и армий. Развешенные по стенам фотографии в рамках тоже были посвящены, в основном, бронетанковой теме: на большинстве из них можно было разглядеть хозяина этого дома Сергея Аркадьевича Кулешова, позирующего в компании известных и не очень известных, но зато богатых, влиятельных и нужных людей на фоне какого-нибудь экспоната своей уникальной коллекции. На самом видном месте, слева от пустого рабочего стола, на стене висел «шмайссер МР-38», служа чем-то вроде завершающего штриха, окончательно и бесповоротно делающего эту комнату похожей не столько на кабинет серьезного бизнесмена, сколько на спальню подростка, упоенно предающегося очередному увлечению.
Чета Кулешовых, как и пять минут назад, сидела в удобных креслах по бокам низкого стеклянного столика, на котором стояли два стакана, пепельница и бутылка хорошего коньяка. В худых, унизанных драгоценными перстнями и кольцами пальцах Марины Игоревны дымилась длинная тонкая сигарета с позолоченным фильтром; лишенный этой пагубной для здоровья радости и вынужденный довольствоваться еще более пагубной ролью пассивного курильщика Сергей Аркадьевич потягивал коньяк, рассеянно играя лежащим на коленях пультом дистанционного управления.
Реклама женских прокладок закончилась; на большом плазменном экране показалась знакомая заставка, которая сразу сменилась лицом диктора. Диктор с умным видом беззвучно зашевелил губами; повернув голову, Марина Игоревна бросила на мужа нетерпеливый взгляд, но тот уже прицелился в телевизор пультом и нажал нужную кнопку, включив звук.
–.. уже сообщали, что позавчера в Россию из добровольного изгнания вернулся бывший подполковник ГРУ Николай Семибратов, на протяжении нескольких лет скрывавшийся за границей от правоохранительных органов и находившийся в международном розыске по подозрению в незаконной торговле оружием, – объявил диктор.
– Слава богу, это действительно не о Пагаве, – с облегчением вздохнул, глядя на экран, Сергей Аркадьевич.
– Помолчи, – отмахнулась жена.
На экране появился некий подтянутый, спортивного вида господин лет сорока с хвостиком, темноволосый, с подбритыми в ниточку а-ля Антонио Бандерас фанфаронскими усиками, в бейсбольной кепке с длинным козырьком, из-под которого поблескивали стекла солнцезащитных очков. Его кожу покрывал ровный тропический загар явно естественного происхождения; одет он был в спортивном стиле, с налетом элегантной небрежности, который многое мог рассказать даже Сергею Аркадьевичу, не говоря уже о мадам Кулешовой. Уж она-то, как не раз убеждался ее супруг, с первого взгляда могла отличить настоящую фирменную вещь от дешевой китайской подделки – за километр, без бинокля, в глухую ненастную полночь и с завязанными глазами.
Раздвигая не особенно густую толпу подкарауливших его в зале прибытия аэропорта журналистов, раздаривая направо и налево белозубые улыбки и отрицательно покачивая головой: нет, простите, сегодня комментариев не будет, я должен отдохнуть с дороги и привести в подобающее состояние лицо, одежду и мысли, – господин Семибратов двигался прямо на камеру. Когда он поднял руку, чтобы поправить на плече ремень дорожной сумки, на запястье блеснул золотой швейцарский хронометр. Судя по цветущему виду, данный персонаж пребывал в отличной физической форме и был упакован куда лучше, чем это подобает такой мелкой сошке, как отставной подполковник.
Покосившись на жену, Сергей Аркадьевич уловил знакомый блеск в ее глазах. Это его не удивило, не встревожило и, уж тем более, не заставило ревновать: он давно знал, что его дражайшая половина, что называется, слаба на передок, и его это нисколько не волновало. Марина Игоревна была не из тех женщин, которым платят за секс; напротив, платила, как правило, она, и Кулешов не без злорадства подумал, что ночь с этим загорелым мачо обойдется жене очень и очень недешево – если она ей вообще обломится, эта ночь.
– В связи с вновь открывшимися в расследуемом главной военной прокуратурой деле обстоятельствами все обвинения в адрес Николая Семибратова сняты, уголовное дело против него закрыто в связи с отсутствием факта преступления, – говорил за кадром голос диктора. – В прошлый вторник представитель военной прокуратуры сделал соответствующее официальное заявление, что позволило Семибратову открыто и беспрепятственно вернуться на родину, не опасаясь преследования со стороны правоохранительных органов.
Камера проводила Семибратова до такси, засняв момент отбытия. О том, что данный господин никого и ничего не опасается, говорить не стоило: это было разборчиво написано у него на лице очень крупными, заметными издалека буквами. Кадр сменился, вместо Семибратова на экране возник прокурорский чин в полковничьих звездах, сытым сановным голосом огласивший упомянутое диктором официальное заявление. На смену ему пришел сам диктор – правда, ненадолго, только затем, чтобы предложить вниманию аудитории эксклюзивное интервью, данное господином Семибратовым корреспонденту канала, который он, диктор, имел честь представлять.
На экране снова появился Семибратов – в темном пиджаке и белой рубашке с небрежно расстегнутым воротом, он сидел за столиком ресторана. Сергей Аркадьевич сразу узнал знакомый интерьер, и это оказалось почти так же неожиданно и приятно, как увидеть по телевизору хорошего приятеля или самого себя.