Я отстрелялся с колена, вслепую, на звук. Пули пробили внутренний слой сэндвича и застряли в середине. В ответ прозвучала целая серия выстрелов, и по тому, откуда велся огонь, я понял: меня берут в тиски… Кто-то из стрелков остался на месте, кто-то, достигнув середины цеха, остановился, кто-то продолжил движение. На одной интуиции, подсознательно я, сделав серию выстрелов, заполучил данные о дислокации противника. Он действовал быстро, но неграмотно. Уже сейчас те, кто окружил меня с двух сторон, начнут стрелять друг в друга, стоит мне только спровоцировать ответный огонь. И только третий стрелок, который оказался напротив меня, был вне простреливаемого коридора и самым опасным.
Я не стал терять времени и, поменяв магазин, отстрелялся по очереди в обе стороны, после чего снова распластался за кучей опилок. Тотчас в нее ударили пули, выбивая пыль. Стрелок, что был справа от меня, вторым выстрелом едва не ухлопал своего визави, и до моих ушей донеслась брань, в этот раз я узнал голос Карапетяна.
Уже не в такой степени опасаясь обстрела с флангов, особенно с правого, я рискнул показаться из-за укрытия, держа пистолет двумя руками. И сразу же увидел своего противника – тощего, как палка, напарника Кросса. Попасть в него даже с близкого расстояния было проблематично, хотя в тире я с двадцати пяти метров укладывал пули в круг размером с яблоко. И здесь передо мной выросла, будто живая мишень, ущербная яблоня с единственным «адамовым яблоком». Два выстрела с интервалом в полсекунды, и эта жердь рухнула на пол, поливая его кровью из развороченного горла.
С одной стороны прогремела череда выстрелов, с другой – проклятия Кросса, попавшего под обстрел Карапетяна. Кросс «по умолчанию» не мог стрелять в сторону патрона, однако и отсиживаться не собирался. Он сделал разумный ход – ушел с линии огня, ближе к своему агонизирующему напарнику, но выдал себя.
В такую тушу промахнуться я не мог. Влепил ему две пули, и обе прошли у него под рукой, в которой он держал пистолет. «В печень», – констатировал я смертельное ранение. И словно в подтверждение, услышал трубный рев умирающего зверя…
Серж кинулся к выходу, нажимая по пути на кнопку пульта и сразу же отпуская его болтаться, как маятник, на толстом проводе.
Я уже показал им, что кое-чего стою в бою, мне оставалось довершить начатое. Когда ладная фигура Сержа заслонила дверной проем, когда ему до новой жизни оставался один шаг, я освободил магазин от последнего патрона. Пуля впилась Сержу в затылок. Постояв секунду в этом проеме, как на границе света и тьмы, он упал лицом вниз за порог ангара.
За его стенами остались двое: водитель Карапетяна и сторож. Мне стоило вооружиться, и я, перемахнув через станину циркулярки, забрал из рук тощего пистолет. И тотчас услышал за стеной серию выстрелов, вслед за ней – знакомый голос:
– Баженов, не стреляй!
Я не мог не оценить чуточку неуместный такт майора Павлова. Ему стоило бы добавить: «Бросай оружие и подними руки!» Может быть, он рассчитывал на мою сообразительность? Что ж, он не прогадал. Когда майор перешагнул через тело Карапетяна, он увидел безоружного человека с поднятыми руками. И – вдруг направил на меня пистолет и выстрелил в мою сторону…
Я обернулся. Кросс на последнем издыхании пытался достать меня в прыжке, но его остановила пуля следователя, разыскивающего убийцу Риты… Это был достойный финал разыгравшейся на наших глазах драмы.
Прошла минута, две, а может быть, пять. Павлов проводил меня в офис Карапетяна, и там я занял место Сержа – за столом без единого ящика, а значит, как я подметил ранее, без единого скелета.
– Однажды в переулке я устроил перестрелку с двумя бандитами. В меня стреляли в упор, и как я уцелел, одному Богу известно. Никогда не думал, что у меня будет день хуже, чем тот, – посмотрел я прямо в глаза Павлову, а рука моя потянулась к телефону.
– Будешь звонить Михайлову? – спросил следователь.
– Этому оползню? Зачем?
– Почему ты назвал его оползнем?
Я объяснил, как мог:
– Ну, у него есть влияние и мощь, он медлительный и вальяжный, видимость того, что всех погребет под собой.
Павлов усмехнулся и сам сделал неожиданное заявление:
– Оползень – мне бы подошла эта кличка.
– Ладно, бери ее себе, – разрешил я, малость обескураженный.
– Ты хотел позвонить?
– Ну да.
– Звони.
Мы разговаривали, как два недоумка.
С удовольствием воспользовался бы таксофоном… Я уже со счета сбился, сколько раз за последние дни пользовался этим «уличным мобильником». Особенно мне запомнился звонок, когда я сочинил самое короткое в мире музыкальное произведение, состоящее из одного знака, обозначающего перерыв в нотах. Молчание на два голоса. Тогда я подумал, что порой именно этого недостает многим людям…
Сегодня я позвоню Зое в последний раз. Пора попрощаться. Пора оставить ее в покое и дать насладиться семейным счастьем. Мне не терпелось сделать это, и мне плевать было на оперативников, охранника, убийцу со странной кличкой, следователя – с новым прозвищем. Мои чувства были выше чувств всех этих людей.
«Возьми иголку», – скажу я Зое. «Для чего?» – спросит она. «Ты должна вытащить одну занозу». Она поймет меня с полуслова и снова спросит: «Мне обязательно нужно вытащить ее?» – «Ну, ходи с занозой». Нет, так грубовато отвечать я не стану. Я скажу: «Мы квиты». Это несмотря на то, что она спасла меня дважды, против моей одной результативной попытки. Она и в этом случае проникнет в витиеватый смысл моих объяснений. Она – умная женщина. Она – мечта. О такой можно только мечтать. А что такое материализовавшаяся мечта? Это, извините, порванная финишная лента. Я был готов всю жизнь бежать к ней, надрывая сердце и дыша только ею. Даже последний вздох я был готов отдать ей. Она – мой ладан.
– Да, кто это?
– Здравствуй, Зоя! Это я, Павел. Я звоню, чтобы сказать: твой парень здесь, в Новограде. Я присматриваю за ним.
Она рассмеялась на том конце провода:
– Рада слышать это. А если серьезно?
– Я серьезно. Он помог мне в одном деле. Правда, мы попали в заварушку и нам пришлось выбираться через окно стоматологической клиники. Не веришь – проверь его на детекторе лжи.
Меня понесло не в ту сторону. Я начал терять нить разговора и с трудом вернулся в реальность.
– Если серьезно… Я хотел попрощаться, Зоя.
– Не делай этого.
Я отчетливо представил, как она качает головой, а кудряшки ее слегка запаздывают, отчего картинка получается слегка размытой.
– Нет? – спросил я. – Ты еще любишь меня?
– Не знаю.
– Погоди, какая-то женщина стучится в дверь. А, это Надежда…
– Ты беззаботный, как всегда.
– Это только вершина айсберга. Ты не ответила на мой вопрос.