Она немного помолчала.
– Я не могу сказать «да», не могу сказать «нет». Я не знаю, что сказать, честно. Ты – единственный в своем роде. У тебя уникальная профессия… и еще целая куча недостатков.
Я понял ее по-своему. Она невольно сравнила меня со своим парнем, и у меня язык не повернулся назвать его – ее мужем. Я – единственный в своем роде, а таких, как он, множество. У меня уникальная профессия, у него – пусть будет просто распространенная. У меня куча недостатков, у него куча достоинств. В общем и целом, я – его негативное отражение. Комедия, обхохочешься!
Она закончила разговор просьбой:
– Не забывай меня.
Я повернул эту многогранную просьбу так, как было выгодно мне:
– Я позвоню.
Но, как оказалось, разговор еще не закончился. Слово взял парень с обложки журнала. Этот тип стоял над душой Зои, потемневший, как Отелло. Однако я ошибся в оценке и, наверное, в цвете его кожи. Парень дал мне дельный совет: разобраться в моих женщинах.
– Ты опоздал с советом, друг… Погоди, не вешай трубку. Я хотел поблагодарить тебя. Ты спас меня дважды.
– Я спас твою жизнь, а не тебя.
– Это не одно и то же?
– Нет, – последовал твердый ответ. И парень положил трубку. Он остался один на один с Зоей. А я вдруг припомнил еще одну женщину…
Москва, месяц спустя
Я смотрел на изношенную, засаленную кнопку звонка, невольно сравнивая ее с клавишей компьютерной мыши, и ждал, что дверь откроется в виртуальный мир, наполненный Потрошителями, продажными полицейскими и прочим отребьем, и я задохнусь в дыму вселенского пожарища. Сколько пальцев, побывавших черт знает где, жали на эту кнопку?.. Преисполненный отвращения, я вытер руку о полу расстегнутой куртки.
Дверь открылась. На пороге стояла высокая худая женщина. Если бы я точно не знал ее возраст, я бы обратился к ней, как к своей тетке. Я еще не поздоровался, но уже вздохнул с сожалением. Я запомнил ее другой – когда мастер своего дела готовил из ее скучной тушки прекрасное блюдо, которое могло стать украшением праздничного стола. И вот я снова вижу ту самую тушку, но упакованную в тару самого низкого качества. Старушечья кофта, мешковатая юбка. В такой одежде только за бесплатным обедом стоять, подумалось мне.
– Светлана Николаевна, здравствуйте!
Брови у нее с замедленной реакцией поползли вверх, выражая крайнюю степень удивления. Я понял причину: ее никто, кроме судьи на бракоразводном процессе, не называл по имени-отчеству. Она удивилась, значит, не увидела во мне казенного человека, который пришел описывать остатки ее жалкого имущества.
– Кто вы? – спросила она, опуская приветствие.
– Неважно, кто я, важно, что у меня есть для вас.
– Спасибо, – она отгородилась от меня рукой. – Я ничего не покупаю и не продаю. – Она хотела закрыть дверь, но я застопорил ее ботинком:
– Я не прошу денег за свой товар.
– Уберите ногу! Или я вызову полицию.
– «Старые грехи отбрасывают длинные тени», – рассмеялся я ей в лицо.
Удивительно, но эта цитата подействовала на Светлану как заклинание. Мне не нужно было брать тайм-аут, чтобы выяснить причину, по которой вдруг изменилось ее настроение. Израненная насмешливыми взглядами соседей, обвешавших ее ярлыками блудницы, для очередного ярлыка она не нашла на себе места. Я увидел искру в ее глазах, которая была способна снова зажечь ее и в конце концов вернуть к жизни. Я давал ей шанс, будучи убежденным в том, что имею на это право. И знал, о чем она думала, потому что, будь я на ее месте, размышлял бы точно так же.
Я вынул из кармана конверт, сложенный вдвое. Обычно в таких конвертах, имитирующих вощеную бумагу, я хранил готовый для отчета материал. В этот конверт я вложил «вспомогательный» материал, накопленный в ходе работы на Ведерникова… Самолюбие не отпускало меня ни на шаг, вот и сейчас оно натянуло вожжи. Мне было важно увидеть реакцию этой женщины, и я дождался ее взгляда на первый снимок. А на нем сам Ведерников и его любовница, она словно позирует мне, откинув голову назад, а он тянется губами к ее высокой груди. «Попался!» – прошептала Светлана. Она отметила время и дату на снимке, ставшем главным фактором в ее деле. И в моем оно тоже сыграло решающую роль. «Попался!» – означало, что он изменил первым. А это значит, новое судебное разбирательство, и она выиграет дело, я был в этом уверен.
– Эй!
Эхо ее окрика догнало меня на первом этаже. Я ошибся, предположив, что она спросит мое имя, даже представил стиль: «Как мне называть тебя в моих молитвах?»
– Зачем вы это делаете для меня?
– Выполняю просьбу одного человека. Разбираюсь со своими… делами.
– Кто он?
Это был лишний и личный вопрос. Как я мог на него ответить? И поймет ли она меня, если я скажу: «Однажды он отравил мне жизнь, а потом спас ее. Два раза»…