Утверждение было чрезмерно напыщенным, но суперинтендант не стал его оспаривать.
– Как бы то ни было, утечку информации надо прекратить, – сказал он серьезно.
– Конечно, – согласился Торн. – Вы можете всецело положиться на мою помощь, но боюсь, я не представляю, с чего начать. Мне чрезвычайно трудно поверить, что кто-то из упомянутых мною опустился до подобного уровня, но, возможно, они сумеют рассказать вам что-то, наводящее на истинного виновника. Я дам соответствующие инструкции. – Он подался вперед. – Благодарю, что сначала вы зашли ко мне, это очень любезно с вашей стороны.
– Вовсе нет, – рассеянно ответил Питт. – Думаю, что мне надо начать с того, чтобы проследить, какими путями движется вся информация вообще, не только финансовая, и установить точно, к кому поступают секретные донесения.
– Отлично. – Торн встал, давая понять, что беседа заканчивается. – Вы хотите, чтобы кто-то помог вам разобраться в сложностях нашей информационной системы, или предпочитаете действовать собственными силами? Я ведь не знаю, как это полагается по условиям полицейской процедуры.
– Если бы вы могли выделить мне помощника, это бы сберегло мне массу времени.
– Разумеется. – Торн протянул руку, дернул за очень красивый вышитый шнурок от звонка рядом со столом, и через мгновение из соседнего помещения появился еще один молодой человек. – О, Уэйнрайт, – сказал Торн почти небрежно. – Это суперинтендант Питт с Боу-стрит, которому нужно провести кое-какое расследование. Дело в высшей степени конфиденциальное. Не проведете ли вы его по всем службам, которые он захочет посмотреть? Покажите ему, каким образом поступает информация, которую мы получаем из самой Африки, и та, что приходит из других источников, но тоже касается Африки. Кажется, тут выявилась какая-то неувязка. – Он выразился столь деликатно, не считая нужным вдаваться в дальнейшие объяснения. – Так что в данный момент было бы лучше, если бы никто не знал, что вы делаете и кто такой мистер Питт.
– Да, сэр, – ответил Уэйнрайт слегка удивленно, но как добросовестный чиновник, каким старался быть, не позволил себе даже выражением лица выразить отношение к происходящему, тем более сделать какое-то замечание или задать вопрос. Он повернулся к Томасу. – Здравствуйте, сэр. Если вы потрудитесь пройти со мной, я покажу вам различные типы сообщений, которые мы получаем, и объясню, что происходит с ними по мере их продвижения.
Питт снова поблагодарил Торна и последовал за Уэйнрайтом. Остаток дня он провел за тщательным исследованием, каким именно образом и из каких источников поступает информация, кто ее получает, где ее хранят, по каким каналам она движется и кто получает секретные сообщения. К половине третьего он в достаточной степени убедился, что специфические сведения, о которых поведал ему Мэтью Десмонд, могли в частностях быть известны некоторому числу людей, но в полном объеме проходили только через руки Гарстона Эйлмера, Йена Хэзеуэя, Питера Арунделла, еще одного человека по имени Роберт Листер и самого Торна.
Однако Питт ничего об этом не сказал Чэнселлору, когда вернулся в его кабинет в четверть пятого и нашел его свободным, как тот и обещал. Томас сказал только, что ему оказали всяческую помощь и теперь он в состоянии выявить главные направления розыска.
– И что же в итоге? – быстро спросил Чэнселлор, бросив на него острый умный взгляд; выражение его лица было серьезным. – Вы по-прежнему не сомневаетесь, что в нашей среде есть предатель, который поставляет информацию кайзеру?
– Так полагает Министерство иностранных дел, – ответил Питт, – но только так, по-видимому, и можно объяснить факты.
– Что чрезвычайно неприятно… – Министр глядел куда-то в пространство мимо Томаса, поджав губы и сдвинув брови. – Мне все равно, каков враг, если я могу встретиться с ним лицом к лицу, но быть преданным одним из своих – самое худшее, что может выпасть на долю человека. Больше всего я ненавижу предателей. – Он быстро взглянул на собеседника проницательными голубыми глазами. – Вы знаток классики, мистер Питт?
Вопрос был довольно странный, но Томас принял его как комплимент. Чэнселлор, очевидно, не подозревал о его происхождении. Таким образом он мог бы говорить с Микой Драммондом и даже с Фарнсуортом. Но по-настоящему этот комплимент заслужил покойный сэр Артур Десмонд. Это он позволил сыну своего егеря получить такие знания, что ошибка Лайнуса стала возможной.
– Нет, сэр. Я читал Шекспира и других наиболее выдающихся поэтов, но с греческими классиками не знаком.
– Я больше думал о Данте, – сказал Чэнселлор. – Он делит все грехи по степени тяжести в своей поэме о нисхождении в Ад и помещает предателей в самом нижнем круге из всех – гораздо ниже тех, кто повинен в убийстве, воровстве, похоти или еще каком-нибудь моральном или физическом преступлении. Он считает предательство тягчайшим грехом, на которое способно человечество, потому что это самое ужасное преступление против данных нам Богом даров – умения здраво мыслить и чувства совести. Он помещает предателей в бесконечное одиночество, заключая их в вечный лед. Ужасающее наказание, мистер Питт, как вы думаете? Но соответствует преступлению.
Томас почувствовал, как холодок пробежал по его спине, и ясно увидел в воображении нарисованную картину.
– Согласен, – ответил он. – Это, наверное, самое страшное преступление, когда обманывают доверие, но полагаю, что вечное одиночество во льду не столь ужасно, как естественное одиночество при жизни, которое всегда сопровождает таких людей. Это ад, который человек сам себе выбирает, если угодно.
– Я вижу, у нас много общего, мистер Питт. – Чэнселлор ослепительно улыбнулся. Улыбка была теплая, эмоциональная и полная какой-то лучезарной искренности. – И это очень важно. Мы должны справиться с этим отвратительным делом. До тех пор оно будет омрачать всё, все наши действия и намерения. – Он закусил нижнюю губу и тряхнул головой. – Тут хуже всего то, что пока мы не раскроем тайну, она будет отравлять наши отношения с людьми. Можно несправедливо и незаслуженно подозревать совершенно ни в чем не повинных. Многие дружеские связи рвутся по меньшим причинам. Я должен признаться, что уже никогда не смогу относиться к человеку как прежде, если он сочтет возможным заподозрить меня в подобном предательстве. – Министр взглянул на Питта. – И тем не менее моя обязанность – никого не исключать из круга подозреваемых. Не имею права. Какое скверное, отвратительное преступление! – Мимолетная, исполненная горечи улыбка промелькнула на его лице. – Вы видите, какой вред оно уже принесло одним только фактом своего существования? – С подкупающей искренностью министр подался вперед. – Ладно, Питт, мы не можем позволить себе деликатничать в данном вопросе. Я бы хотел думать иначе, но слишком хорошо знаю это учреждение и совершенно уверен, к несчастью, что это кто-нибудь из занимающих ответственные посты. Возможно, это Эйлмер, Хэзеуэй, Арунделл, Листер или, господи помилуй, сам Торн. Но вы не сможете установить, кто это, вороша обрывки бумажонок. – Он безотчетно и едва слышно побарабанил пальцами по столу. – Нет, враг умнее, чем мы думаем. Вы должны будете свести знакомство с ним самим, узнать его образ жизни и привычки, выявить какой-то изъян, слабость – может быть, самую незначительную. А для этого вам нужно познакомиться с его личной жизнью… – Министр остановился, устало глядя на Томаса. – Ну, ну, старина, не удивляйтесь так, я ведь тоже не дурак!