— Ты, Леонард Леонтьевич, мне тут порожняк не втюхивай, как говорят герои твоего последнего фильма про бандитов.
Разбогатеешь, приобрети фильтры для базара. Дай объявление: «Куплю инвалидную коляску и фильтры для базара». Сечешь поляну-то, маэстро?
— Иван Ильич.., какую коляску? Ты, Иван Ильич.., я же не отказываюсь. Ты не прав, Иван Иль…
— Вот что, мой дорогой. Если бы я тебе дал денег по схеме «на-ка тебе, Лео, лавэ в долг», то я давно бы нашинковал тебя, как капусту, при такой просрочке, какую ты мне тут организовал. Но поскольку деньги выделялись как целевой кредит из средств благотворительного фонда, то будь добр, Леонард Леонтьевич, представить в бухгалтерию отчетность, а потом закрыть задолженность с процентами. Я и так списал тебе больше половины долга. Но если бы ты работал!..
— А я что делаю?
— Ты? Хочешь, я опишу тебе, куда делись отпущенные тебе на фильм десять миллионов долларов?
Я едва удержалась от удивленного восклицания, которое немедленно выдало бы меня с потрохами. Десять миллионов долларов… Ничего себе! Помнится, Леонард Леонтьевич отчитал меня как первоклашку, когда я только осведомилась об источниках финансирования его фильмов. Он, дескать, не берет грязных и кровавых денег. А тут, видишь ли.., десять миллионов «зеленых»!
— Иван Ильич… — нерешительно выговорил Эллер.
— Нет, я тебе все ж скажу, Леонард Леонтьич, куда ты потратил деньги. Ты их почти все — проиграл. В игорных домах, в казино, черт знает где. Просадил ты их попросту!
А потом я читаю в газетах твои жалобы, что, дескать, продюсеры жлобы, средств отпускают в недостаточном количестве, так что и на массовку, и на основных актеров не хватает денег! Вот и не идут к тебе профессионалы в твои проекты, потому что ты им не платишь. А не платишь потому, что деньги растратил. Да на данные тебе деньги можно такого говна, какое ты снимаешь, вагон и маленькую тележку отснять, и еще сбоку привесить!
— Но, Иван Ильич, ты не совсем верно понимаешь ситуацию. Я готов дать финансовый отчет по средствам. Ты поверишь, у меня все деньги шли строго на дело, а если и были какие проколы, они носили случайный характер. И возводить их в закономерность никак нельзя. Тебе, Иван Ильич, дали неверную информацию. А Борис Оттобальдович за меня поручался. Так что, если что…
— Не надо валить на Бжезинского! Он за тебя не поручался. Он просто сказал, что если есть свободные средства, то можно вложить их в твой фильм. Он о тебе лучшего мнения, чем ты думаешь.
— Я знаю, но все-таки… Словом, завтра же у тебя будет отчет по тратам.
— Да на хрена мне эта макулатура? Я все равно в бухгалтерии ни хрена не смыслю.
Отписки свои можешь как туалетную бумагу использовать, если уже и на рулон пипифакса денег не осталось. В общем, мой разговор короткий: жду от тебя возврата кредита. И от своих слов не отказываюсь: пять двести пятьдесят я тебе списал, осталось четыре миллиона семьсот пятьдесят долларов.
С процентами набегает примерно пять «лимонов». Вот их будь любезен вернуть в самый короткий срок. Кстати, я ведь предупреждал тебя по телефону месяц назад, что Бжезинский отсоветовал мне вкладываться в тебя и что нужно потребовать возврата кредита. Предупреждал?
— Да…
— В общем, теперь так. Если ты, Лео, не озаботишься возвращением денег в течение ближайшей недели, то сам понимаешь.., ни к чему хорошему это не приведет. Вплоть до самых серьезных осложнений. Я не буду тебя пугать. Пугает только шушера. Прошу тебя как друга, Лео, — голос Кума снова стал мягким, податливым и бесцветным, — найди деньги. Я не хочу портить с тобой отношений. Не думаю, что такому человеку, как ты, эти деньги встанут в проблему. В конце концов, одна твоя новая московская квартира стоит около миллиона долларов. Бомжом не останешься, у тебя недвижимости достаточно. В случае чего годиков пять воздержишься от мотовства, приучишься жить поскромнее. Ну.., чего тебе объяснять? Ладно. Я сказал. Пойдем к столу. Слушай, Леонард Леонтьич, у тебя такое лицо, словно у тебя пропал аппетит.
«Он еще и издевается», — подумала я, отстраняясь от стены и возвращаясь обратно по коридору в комнату, где за столом сидели Лукин и его супруга. Говоря по чести, они уже не сидели: Лукин прятался за валиком кресла, а Лидия Ильинична с меткостью, достойной Вильгельма Телля, и скорострельностью, которой позавидовала бы реактивная установка, метала в него наличные столовые приборы.
Мое появление положило конец этой чудной карательной процедуре.
Буквально через минуту после меня в кабинет вошли Кум и Эллер. Куманов ласково улыбался и напоминал почтенного доктора, пришедшего лечить от простуды.
Леонард Леонтьевич же, несмотря на все свои актерские данные, был подавлен и поминутно облизывал пересохшие губы. Один из его усов был чуть испачкан в крови: мэтр до крови прокусил себе губу…
— Нам пора, Лида, — сказал Кум. — Я вижу, вы с Алексеем не стесняетесь в чувствах. Идите уж! Что глядите? — повернулся он к невозмутимо созерцающему разгром служителю заведения. — Идите, подсчитывайте. Счет подайте мне.
Лукины и Иван Ильич Куманов, скептически посмеивающийся и нежно гладящий свою разбушевавшуюся сестру по руке, покинули апартаменты, предоставленные нам под кутеж, а вообще-то предназначенные для увеселений дирекции.
Счет, выставленный к оплате, думаю, был соответствующим. Казино «Валенсия» от сегодняшнего нашего посещения, прямо скажем, не обеднело.
Когда мы с Эллером остались наедине — Вышедкевич, который наряду с двумя охранниками Кума дожидался у дверей апартаментов, еще не вошел, — я сказала довольно резко:
— А теперь, Лео-Лео, пора прекратить считать меня за дуру. Я понимаю, вам гонор не дает покоя. Ну не можете вы поведать какой-то провинциальной девушке то, что камнем лежит у вас на сердце! Глупо и совершенно ненужно. А-а, вот Сережа. Иди-ка сюда!
Вышедкевич подошел ближе, и я его спросила:
— Скажи, Сережа, ты знал, что твой босс должен Куманову, этому нехорошему бандиту, пять миллионов долларов?
Вышедкевич вздрогнул, и брови его поднялись шалашиком. Он вопросительно глянул на бледного Эллера, который при моих словах вскинулся, но не сумел выжать из себя слова, только какое-то раздавленное мычание.
— Знал? — настаивала я.
— Это не мое дело, — тихо ответил Сережа. — Мое дело безопасность, а в финансирование фильмов я не вхожу. Нет, я был в курсе, что там какие-то.., эти.., кредиты идут. Но по цифрам расклад не знал.
— Понятно, — сказала я резко, — в партизан играете. Молодцы, нечего сказать.
Вы, конечно, Леонард Леонтьевич, величина всероссийского масштаба, но тем более лестно для кого-то вас, извиняюсь за выражение, завалить.
Мой «супруг» безмолвствовал. Потом перевел взгляд на угрюмо молчавшего Сережу Вышедкевича и проговорил: