— Прошу вас не понимать мои слова превратно. Я ведь вовсе не такой Казакова, как многие думают. Наоборот, я чист, как младенец, а все слухи и сплетни распускает обо мне «желтая» пресса. Вот, к примеру, вы, Женя. Какой последний слушок обо мне вы вычитали?
— Честно говоря, я не очень много про вас читала и видела, а вот моя тетушка, которая взяла трубку, а потом ее выронила, когда вы сказали, кто звонит…
— Ах, так вот почему рассоединилось!
Забавно. И что же ваша почтенная тетушка?
— Вот она про вас читала очень много.
Так что последний слух про вас, который проник в нашу семью, касался вашей женитьбы.
Мне показалось, что по лучезарному лицу Эллера проскользнула тень. Впрочем, в следующую секунду он снова расцвел и иронически парировал:
— А позвольте осведомиться, касательно какой именно из моих женитьб там писали? Потому что в одной газетенке однажды написали, что я сочетался браком.., с мужчиной.
— С мужчиной?
— Ну да! В Амстердаме, единственном городе в Европе, где разрешены однополые браки. Там напечатали, что я якобы несколько лет назад женился на своем сердечном друге. Так насчет какой женитьбы вы читали?
— Насчет последней. Написали, что вы, Леонард Леонтьевич, женились на дочери бывшего первого секретаря Тарасовского горкома КПСС товарища Бжезинского. И что невеста, кажется, моложе вас почти вдвое.
Эллер с хитрым видом помолчал, пережевывая жаркое.
— Ну что же, — наконец сказал он, — кажется, вам в руки попалась довольно правдивая газета. По крайней мере, то, что вы сейчас сообщили, — правда. Я действительно женился в Тарасове несколько месяцев назад на Алине Бжезинской, дочери Бориса Оттобальдовича Бжезинского. Это совершенная правда, и нет смысла ее отрицать. Скажу больше: речь у нас сегодня будет напрямую касаться этого моего брачного союза.
— Простите.., но какое отношение я…
— Женя, все по порядку! — перебил он меня. — А теперь не угодно ли еще вот этого замечательного вина? Или, быть может, коньячку?
* * *
Наконец с ужином было покончено. Мы приступили к десерту и фруктам, а Леонард Леонтьевич приступил наконец к тому, ради чего он меня, собственно, и пригласил:
— Женя, мы с вами люди без предрассудков, не правда ли?
— Хотелось бы верить.
— Мне тоже. Так вот, Женя, мне порекомендовали вас как великолепного телохранителя. Не знаю, стоит ли переводить это слово в женский род: «телохранительница» звучит как-то… С одной стороны — постно, что ли: похоже на что-то типа «дароносица».
Или, напротив, слишком помпезно.., вроде «девы-воительницы». Но это для меня не суть важно. Я, как человек искусства, верю в предопределение и счастливый случай.
И хочу заметить, Женя, что в наших с вами отношениях имело место именно это: предопределение и счастливый случай. Если бы я снимал кино, а не говорил с вами на крайне животрепещущую тему, если бы наш с вами разговор был эпизодом фильма, то я бы в качестве затравки вставил в уста своего героя, то есть самого себя, короткую фразу.
Она звучала бы так… — Он сделал паузу, а потом на одном дыхании произнес:
— Будьте моей женой.
Честно говоря, меня как будто ударило током, когда я это услышала. На несколько секунд мне показалось, что Эллер говорит на полном серьезе. Что мой образ настолько запал ему в душу и он, наряду с предопределением, уверовал в любовь с первого взгляда. Вот и предлагает такое. Стремительный, однако, шаг, вызывающий головокружение.
Наверное, я все-таки не смогла скрыть своего короткого смятения, и оно как-то проявилось внешне. Потому что Леонард Леонтьевич засмеялся и, изящно отставив от себя бокал с недопитым вином, произнес:
— Женя, не понимайте меня буквально.
Я же оговорил: если бы это был эпизод из фильма, то для вящей эффектности я начал бы разговор именно такой фразой. Но так как у нас не кино, то придется вдаваться в длинные и нудные пояснения, прежде чем повторить исходное.
— Леонард Леонтьевич, честно говоря, я не понимаю, — быстро справившись со своими эмоциями, проговорила я, — как бы ни были длинны и нудны пояснения, все-таки.., такими фразами в шутку не кидаются.
— А мне не до шуток, — сказал мэтр, и его красивое, породистое лицо омрачилось, — мне совсем не до шуток. Вы, Женя, меня простите, что я вас вот так с места в карьер огорошил. Да, мне пора объясниться. Дело в том, что моя жена Алина, дочь Бориса Оттобальдовича Бжезинского, положа руку на сердце, не отличается покладистым характером. Она капризна, вспыльчива, легко поддается на лесть. Словом, избалованная двадцатисемилетняя женщина, которая часто ведет себя, как десятилетняя девочка. Я не буду вдаваться в подробности, думаю, это излишне. Скажу одно: Алина влипла в чрезвычайно нехорошую историю.
Проще говоря, ей угрожали. Все-таки она дочь известного человека, а также жена еще более известного.., гм. Не могу назвать точного времени, но с определенных пор ее угрожают похитить или вообще убить. Понимаете?
— Отчего же? Я понимаю. Достаточно стандартная ситуация. М-м.., простите, что я так выразилась, но в моей работе такая ситуация в самом деле достаточно часто встречается.
— Да, да, конечно. Так вот, Алину я отправил за границу от греха подальше. Но долго ее скрывать я не могу. Вы же знаете, как много про меня пишут. Боюсь, что пронырливые газетчики, не видя со мной жены, начнут разнюхивать, что да к чему, а к газетчикам могут подключиться куда более опасные индивиды, которым нужна не «жареная» информация об Алине, а сама Алина.
Понимаете?
— Да. Продолжайте, Леонард Леонтьевич.
Он налил себе полную рюмку коньяку и выпил, что называется, «с размаху». Вытер ладонью усы, чего в самом начале ужина за ним не замечалось, и произнес:
— Словом, я не могу долго скрывать Алину от всех. Но, с другой стороны, я не могу и обнаружить ее местопребывание. Не могу взять с собой в Россию. Потому что ее могут убить, похитить, все, что угодно!
Я долго думал, как мне следует поступить, и вдруг счастливая случайность помогла найти подход к решению. Помните, однажды в Москве, в клубе, к вам подошел молодой человек и назвал вас не вашим именем?
— Да, помню. Он оказался вашим охранником, как я узнала позже. Кстати, каким именем он меня назвал? Сама я не запомнила. Просто удивилась, и все.
— Да, он действительно мой охранник.
А назвал он вас именем Алина.
— Подождите. Алина? Именем вашей жены, да?
— Совершенно верно. Он принял вас за нее. Неяркое клубное освещение несколько скрадывает те отличия, которые существуют в вашей внешности и в облике Алины, но все же… — Леонард Эллер подался вперед и, понизив голос, хотя нас и так никто не мог слышать, четко, хоть и тихо, проговорил: