– Здесь говорится: «12.50, предупредить Спецотдел». Это связано с мечетью?
– Я уже все сделал. Спецотдел знает обо всем и может, что называется, набросить покрывало на этот очаг огня.
– А что ожидают? Демонстрацию?
– Это должна быть религиозная акция. Что-то вроде провозглашения джихада. А скорее всего, чтобы поднять дух. Но даже покрывало, наброшенное на огонь, не всегда сбивает все языки пламени. Кто-то из этих парней с автоматами и гранатометами может появиться и здесь. Единственный путь для них – южные ворота, а мы готовы к тому, чтобы их достойно там встретить.
– Так значит, у нас все более или менее в порядке?
– Нет. Я же сказал, что это отвлекающий маневр. – Нед остановился и попытался понять, доступны ли Максу Гривсу абстрактные рассуждения. Подобный вопрос не пришел бы ему в голову, если бы он работал с Морисом Шамуном.
Не надо сравнивать. Мо мертв. Четвертое июля только-только перевалило за полдень. Еще предстоит много всего; в известном смысле, он и будет работать бок о бок с Шамуном, потому что они вместе подготовили свой сводный план. А время для траура наступит позже. Тогда он и позвонит его родным.
– Нед!
– Извини, я… – Он секунду молчал, забыв, о чем шла речь. – Ах да. – Так вот, этот отвлекающий маневр. Это значит, что кто-то на территории Уинфилда ожидает отвлечь нас событиями у мечети, а тем самым ослабить нашу бдительность в самом Уинфилде. Таким образом он – назовем его Фаунсом – сможет захватить его неожиданным ударом.
– Но этого не будет, – добавил с энтузиазмом Макс, – потому что мы убрали его людей. Мы и его сюда не подпустили. Значит, это неудача для него, Нед?
– Я скажу тебе об этом после часа дня. А сейчас я пытаюсь думать за Фаунса. Предположим, он знает, что мы вышвырнули его боевиков и не дадим ему прорваться сюда. Неужели у него нет другого выхода, кроме того, чтобы отменить нападение?
– Нет.
– У него есть еще девяносто минут на размышление до того, как он бросит карты.
– Его обыграли. Людей у нас больше. Нед, про Фаунса можно забыть.
– Ты думаешь, как Макс Гривс, – сказал Нед, стараясь, чтобы его слова не звучали укором. – Поставь себя на его место и скажи себе: я потратил уйму времени и сил на это дело, которое может принести миллионы долларов. Есть ли способ, чтобы добиться успеха в последнюю минуту вопреки всему?
– Я полагаю… – Лицо фэбээровца выражало мучительное раздумье. – Полагаю, если бы он смог проникнуть в Уинфилд, у него не было бы другого выбора, чем захватить заложников. Самых высокопоставленных, которых ему удастся найти.
– По фамилии Фулмер?
– Да, в этом роде. Но как он попадет в Уинфилд?
– Нам платят не за предположения о том, как он сюда попадет, а за определенные действия в том случае, если он все же это сделает. Ты чувствуешь разницу?
– Ничего до сих пор не произошло, ничего и не будет, – упрямо заявил Гривс.
– Макс, перестань говорить глупости!
Наступила пауза. Гривс замолчал от обиды, будто ему дали пощечину. А потом печально сказал:
– Нед, я не глуп. Я обычный человек. Это же несправедливо – работать за него. Нед, где Мо?
– Он мертв. – Комок в горле мешал ему говорить. – Его убили прошлой ночью.
– Нед!
– Невозможно, да? Но единственный закон, по которому мы живем, – это закон Мерфи, а он гласит, что каким бы невероятным ни представлялось зло, оно все-таки может произойти.
– Господи, Нед! Да он же был для тебя как брат.
Нед Френч кивнул. Поблизости не было никого. Только они стояли под высокими деревьями. Вверху все пели и пели, радуясь солнцу, черные дрозды. Он мог позволить себе немного погоревать.
– У немцев, – сказал Нед каким-то чужим голосом, – есть хорошее слово «Doppelganger» – что-то вроде второго «я».
– Таким и был для тебя Мо.
Нед снова кивнул.
– Да, именно таким.
В полдень маленький черный «мини» остановился перед домом номер 12 в Белгравии, из него вылез худенький черноволосый парень ростом с ребенка. Когда новый охранник, мрачный и волосатый, окликнул его, он мгновенно выстрелил ему в колено из пистолета с глушителем. Как только верзила, скрючившись, упал на землю, он связал ему руки за спиной и защелкнул наручники. Потом с трудом оттащил охранника в глубь холла, чтобы его не было видно. В это время в дом вошла Бриктон и направилась к лифту.
– Чисто, – сказала она парню.
Стоя рядом, они походили на велосипед прошлого века с двумя разными колесами – одним огромным, а вторым крохотным.
– Чисто? – переспросил он. – А если сказать – превосходно? Ты когда-нибудь пыталась попасть специально в коленную чашечку?
Пока лифт поднимался на верхний этаж, парень заменил обойму в пистолете.
– Брики, что у тебя в руках?
– Это не пистолет. Зачем мне оружие, если ты рядом?
– Я – узкий специалист, – проворчал плюгавый боевик. – Ты убираешь людей с помощью узких специалистов. А чем так важна эта Нэнси Миллер?
– Это мое дело. Но я тебе вот что скажу, поправь свой паршивый галстук. Ты сейчас встретишься с самым шикарным банкиром исламского мира.
* * *
Там, где Ганновер-Гейт вливается в Риджент-парк с запада, странное восьмиугольное каменное строение рассекает движение: так врезается нож в свадебный пирог с завитушками и украшениями. Из всех окон строения прекрасно виден транспорт, который движется в сторону Риджент-парка и обратно. Строение находится сразу за углом от главного входа в Большую лондонскую мечеть. Обычно строение выглядит безлюдным, но не сегодня, в воскресенье Четвертого июля, в половине первого дня.
За грязными окнами второго этажа, откуда лучше видно происходящее, находился П. Дж. Р. Паркинс. Он только что разговаривал с Уинфилд-Хаузом, и полковник Френч уверил его, что никто не предпринимал никаких враждебных акций на территории особняка: предполагаемому противнику мешает проверка у ворот.
– Во всяком случае, он так говорит, – сказал Паркинс Джоку Принглу.
Оба были одеты, как обычно для прогулки в парке в выходной день: старые брюки и поношенные свитеры. Но никто не принял бы их за обычных людей, увидев, что они стоят у грязных окон строения, прямо, как стрелки аспарагуса, и подозрительно смотрят на улицу.
– Я не упрямый баран, так что верю его словам, – ответил рыжеволосый мужчина с сильным шотландским акцентом. – Но нам-то все равно надо заблокировать этих арабов.
– Это одна из самостоятельно действующих групп, финансируемых Панъевразийским кредитным трестом. Ты ведь понимаешь, что это значит.
– Конечно. Никакого насилия.