– Несмотря на гравитацию?
– Точно. Первый раз я настолько разволновался, что слишком быстро повернул регулятор напряжения. Магнит взлетел и ударился о потолок охлаждающей камеры. В последующих экспериментах я регулировал это более успешно.
– Позвольте, если я вас правильно понял, вы заявляете, что победили силу земного притяжения?
Гаусс медленно кивнул:
– Вы поняли правильно.
– Но…– Палмер на мгновение остановился.– Но какая практическая польза вытекает из этого, Гаусс? Давайте предположим, что вы решили построить по этому принципу космический корабль. Вы не могли бы держать его магниты сверхохлажденными. На открытом воздухе.
– Правильно.
– Так какой же практический результат?
– То, что вы называете кораблем, космическим кораблем.
Палмер наморщил лоб.
– Не понимаю.
– Да вы поймете.– Старый человек ликующе улыбнулся.– Вы поймете, когда я скажу, что холод в космическом пространстве близок к абсолютному нулю.
– Э… это правда?
– Конечно, правда. Пусть магниты моего космического корабля продержатся в сверхохлажденном состоянии всего несколько секунд, как раз столько, сколько надо для взлета и прохождения через атмосферу до сверххолодных областей космоса; и все проблемы будут решены.
– Но может ли корабль взлететь так быстро?
– Знаете ли вы, что гравитационное поле Земли в одних местах сильнее, чем в других?
– Нет, но это можно себе представить.
– Существуют определенные линии, где притяжение намного мощнее, чем между ними,– сказал Гаусс.– Садитесь точно между этими линиями и включайте полную мощность. Корабль отрывается от Земли мгновенно, со скоростью, близкой к скорости света. Как будто вы кончиком пальца щелкаете горошину. Щелк! Со скоростью света.
– Но…– Палмер замолчал.
– Продолжайте. Но что?
– Люди внутри корабля. Они не смогут выдержать такое ускорение.
– Ха! – В первый раз за весь вечер лицо немца по-настоящему осветилось. Он хлопнул ладонью по столу, стирая нарисованный на нем знак.– Я поймал вас, мой друг! Вы верите мне.
– До этого момента, да. У меня недостаточно знаний, чтобы не верить.
– Вы знаете достаточно, чтобы видеть в этом смысл?
– Да,– признался Палмер.
– Вы принимаете это,– настаивал Гаусс.– Вы принимаете это. Вы должны. Иначе вы не беспокоились бы о людях внутри корабля.
– Очевидно, это так.
– Теперь слушайте,– сказал немец.– Не поймите ошибочно мои слова, когда я говорю, что мне плевать на этих людей. Мне нет дела до их благополучия. Не то что я бесчеловечен. Но моя проблема – найти физическое решение, такое решение, которое я тотчас же могу доказать на практике. Я это сделал, И я показал, как абсолютный холод космоса делает решение возможным вне лабораторной охлаждающей камеры. Я физик, а не биолог. Пусть биологи решают проблему этих людей. Согласны?
Палмер криво усмехнулся:
– Не обманывайте себя, Гаусс. Просто вы бездушный старый человек.– Он наклонился вперед.– Никто не догадывается о значении этого эксперимента? О том, какие он открывает возможности для изучения космоса?
– Даже Кармер не догадывается. Я думаю, он просто потакает мне. Ничего практического в моей игрушке он не видит.
– Не объясняя существа,– сказал Палмер,– можно, я скажу моим коллегам, что у вас есть по-настоящему серьезная вещь? Сколько будет стоить довести ее до конца?
– Двадцать миллионов. Тридцать.– Гаусс сложил свои тонкие губы в недовольную гримасу.– Они не купят ее без определенной информации, а может быть, демонстрации. Сделать этого я не могу. Риск был бы огромен.
– Это достойные доверия люди. Они могут хранить секреты.
– От русских? Меня волнуют не русские,– объяснил старый немец.– Меня волнуют мои выдающиеся друзья, ученые свободного мира. Им не украсть этого у меня.– Его печальные глаза стали маленькими и свирепыми.– Я не допущу, чтобы это случилось. Я не могу. Мне осталось всего лишь несколько лет. Они не могут мошеннически лишить меня моей собственности.
– Но со временем об этом узнает весь мир.
– Браво! Когда Гаусс объявит об этом, Гаусс захочет, чтобы весь мир знал. И знал, что это именно Гаусс дал им чудо. Палмер подумал.– Таким образом, вы просите у меня от 20 до 30 миллионов на лошадку, настолько темную, что никто не в состоянии разглядеть, на что она похожа.
– Поскольку я рассказал вам так много, вы можете посетить мою лабораторию и сами наблюдать эксперимент. Тогда они поверят вашему слову.
– Так банкиры не поступают, Гаусс, и вы это хорошо знаете.– Палмер посмотрел на старого ученого и увидел, что тот опять стал сжиматься в своей сверхжалости к себе.– Вы имеете простую лабораторную игрушку. Я уверен, что она работает. Мне достаточно вашего слова. Но чтобы перевести эту игрушку во что-либо стоящее, быть может прототип космического корабля, который докажет свою полезность, на это потребуется очень много денег и еще больше на решение проблемы защиты людей, тех, кто полетит в нем. И тогда…
– Автоматическое управление,– прервал Гаусс тихим голосом.– Прототип не будет нуждаться в человеке.
– Вы не поняли, о чем я говорю.
– Может быть,– медленно произнес немец,– потому что я не хочу понять. Или потому, что я слишком хорошо все понимаю и поэтому не хочу насиловать свои уши, выслушивая это еще раз. Палмер посмотрел на часы. Он уже на десять минут опаздывал на свидание. Он встал.
– Можете ли вы продолжать свою работу без дополнительного финансирования?
– Вопрос не в «можете».– Гаусс натянул пальто, глаза смотрели в сторону.– Я должен продолжать эту работу. Я буду подписывать фальшивые заявки на сырье, врать, воровать оборудование.
– Что, если вы получите правительственный контракт? Что, если вы уйдете из Джет-Тех? Начнете всю работу под наблюдением правительства?
Гаусс сардонически кивнул.
– Для меня, кто уже сжег миллионы их долларов на verfluchte [46] ракету «Уотан», правительство больше не даст миллионов.– Он нахлобучил шляпу.– Сегодня, после того как мне сообщили об отказе, я представил себя, как я обращаюсь к вам. Я был умен. Уверен в себе. Я наполнил вас этой верой в меня. Теперь я вижу себя, как вы меня видите: сумасшедший старик, у которого нет на уме ничего, кроме денег. Старый неудачник. Der König von Scheiss. Ладно, пусть будет так.– Он слепо повернулся к двери, ведущей на улицу.
– Гаусс,– надевая пальто, Палмер вышел за немцем на Третью авеню,– Гаусс, подождите секунду.
– Вы уже достаточно опоздали, мой друг. Время – важная вещь. Правильный расчет времени – это все.– Холодный северный ветер, дующий вдоль улицы, заколыхал поля шляпы Гаусса.– Вы разговариваете со специалистом по опозданиям. Я потерял десять лет, потому что Эйнштейн был евреем. Ничего. У меня впереди еще десять лет.– Его улыбка казалась какой-то неестественной в освещенной неоновым светом темноте.– Тогда придет удача,– добавил он насмешливым тоном. Он повернулся и пошел через дорогу. Вскоре исчез в боковой улице.