— Сергей, — мирно сказал Волошин. — Если вам спокойней думать так, ну и думайте. Каждый ведь обустраивает реальность сообразно своим потребностям. У вас такие, у меня другие, каждый умудряется сделать себе непротиворечиво. Вы только иногда задавайте себе простые вопросы, вроде вот таких. В кино ведь обычно ходят парами, так?
— Так! — Свиридов почувствовал, что почва — в который уж раз за вечер — уходит у него из-под ног.
— Но почему тогда в списке так мало семейных пар? Или просто пар? Вот вы — вы один туда ходили?
— Нет, с девушкой. — Свиридов лихорадочно соображал: на самом деле он должен был задать Роме именно этот простейший вопрос, но тормознул, потрясенный гаранинской откровенностью.
— Тем не менее ваша девушка почему-то не в списке, — ехидно заметил Волошин. — И вы сами сказали мне об этом.
— Подождите, подождите… Вулых был без жены… Клементьев был с сослуживцем… Надо просто прошерстить остальных…
— Ну прошерстите, — пожал плечами Волошин. — Посмотрим, чего нашерстите.
— Стоп, стоп… Это легко объясняется статистически… — Свиридов все цеплялся за Ромин вариант. — В амфитеатре мест шестьсот да еще в бельэтаже триста, это же «Октябрь»… И вполне естественно, что они выбрали одного человека из каждой пары! Иногда совпадало, как у Клементьева с сослуживцем, а иногда брался кто-то один. Зачем им брать всю пару? Можно же пометить одного и так наблюдать, охват будет больше…
— Можно, можно. Все можно. Вы, если захотите, все теперь будете объяснять именно так. Но позвольте вам заметить, что при этом раскладе людям, которых не было на сеансе, абсолютно неоткуда было бы взяться в списке! Это в принципе невозможно, потому что они не проходили сквозь рамку, — так?
— Да, естественно. А кто из наших там не был?
— Как минимум двое! — триумфально воскликнул Волошин. — Первый — мой коллега с «Маяка» Батюшкин. А второй — известный лично мне адвокат Борисов.
— Откуда вы знаете?
— А вот разговорились чисто случайно. Он сказал, что впервые посмотрел «Команду» на ди-ви-ди неделю назад и нашел картину чрезвычайно удачной. Чрезвычайно. Кипятком писал, — и Волошин взглянул на Свиридова с откровенным торжеством.
— Я это проверю, — сказал Свиридов. Он уже никому не верил.
— Проверяйте, — развел руками Волошин. — Но когда член Общественной палаты в следующий раз устроит вам ночной слив, не спешите выдергивать людей из постели.
14
Он не мог не поехать к Але. Это был последний шанс, контрольная проверка. Про гордость в этом случае следовало забыть. Весь следующий день он ждал, мучился, метался, садился сочинять, бросал, кое-как досуществовал до пяти вечера. Хотел сначала ехать без предупреждения — так, прозвонить на домашний, проверить, дома ли, — но не дай бог ворваться и кого-то застать, хуже не бывает. Он позвонил ей на мобильный.
— Алло, — ровно, безрадостно, безразлично.
— Это я.
— Ты определился?
— Надо увидеться.
— Зачем?
— Неважно. То есть важно, но при встрече. Где ты?
— Дома, где ж я могу быть…
— Черт тебя знает. Жди, я сейчас.
Он бессчетно раз бывал у нее дома, случалось — и ночевал там, но никогда еще с самого порога, да что — с подъезда, не погружался в такой крепкий настой безнадежности и грусти. Грустно было все — медленно густевшая небесная синева, скрип качелей, крики детей во дворе, брошенные старые машины вдоль ее длинного дома; или это он был невыносимо, расслабленно грустен, вот я, я не могу без тебя, делай со мной что захочешь. Но у себя он не чувствовал ничего подобного, а здесь подступало, накатывало — ничего не поделаешь, Свиридов улавливал чужие волны. Открыла ему Алина мать, впустила, ушла к себе; Свиридов пошел к Але и поразился, как она за эту неделю стала бледна, тиха и беспомощна. Она сидела в углу дивана, того детского дивана, который жалела выбросить и на котором перечитала когда-то всю домашнюю библиотеку, вообще не любила выбрасывать вещи, хотя с людьми рвала, как видим, легко и сразу.
— Аль, — сказал он.
— Чаю хочешь?
— Потом. Аль, дело срочное. Мне надо проверить одну штуку.
— Проверяй.
Она встала, потянулась, открыла балкон, закурила.
— Слушай, у меня был Гаранин.
— Поздравляю.
— Он объяснил, в чем дело со списком.
— Ну? — безо всякого интереса.
— Он сказал, что это бред. Что это список людей, посмотревших «Команду» в первые три дня, не весь, а выборка, около половины. Включая випов, которых он пригласил сам. Таргет-группа, короче.
Она с усмешкой оглянулась на него.
— Забавно.
— Да куда забавней. Я просто хотел спросить: ты не там? Не в списке?
— А, — сказала она, — цель приезда.
— Ну хватит, Алька. Я и так приехал бы.
— Да-да, конечно. Мог по телефону спросить.
— Не хочу по телефону. Там некоторые попали прямо парами, а некоторые поодиночке, все-таки отбор. Объясни мне, ты в списке или нет?
— В списке, — сказала она очень просто.
Свиридов покачнулся и прислонился к стене.
— А чего ты молчала?!
— А какая разница?
— Нет, ну ничего себе! Человек с ума сходит, его с работы выгоняют, слежка какая-то начинается, черт-те что, а ты тоже в списке и молчишь! Как ты узнала вообще?!
— Я раньше тебя узнала. Ты вернулся, я уже в курсе была.
— Откуда?
— Из ДЭЗа приходили. Площадь перерасчитывали, вдруг мы недоплачиваем.
— И все?
— Да какое все. С работы погнали через две недели.
— Слушай! — Он сел на диван. — Ну Алька же! Почему, почему?! Я все тебе всегда говорю, а ты что, вообще за человека меня не считаешь?
— Ты говоришь, а я не говорю. Это не твоя проблема.
Он все еще не мог прийти в себя.
— А чего ты на сайте не отметилась?
— А что мне за радость отмечаться на сайте? Это как в общаге, чужие испарения кругом. У меня пока своя квартира.
— Блин. И на что ты живешь?
— Бебиситером устроилась. С понижением, но платят.
— Но это не твое дело, Алька!
— Как раз мое. По профессии не берут пока.
— Но неужели бы я тебя не привел куда-то?
— Ты себя привести не можешь, где уж мне.
— Аль. — Свиридов изо всех сил старался говорить спокойно; он хотел подойти, обнять ее, но чувствовал, как она не подпускает. — Аль, ради бога. Давай спокойно. Ты действительно считаешь, что человек не имеет права рассказывать другому о своих проблемах?