— Но почему же? Вы не одобряете нас?
— Конечно одобряю, господи, конечно, но ваша мать не одобряет, то есть я хочу сказать, она говорит вашему браку «нет», и у сэра Уильяма в этом пироге свой палец торчит, Церковь вас не венчает, другие капитаны тоже, и, чёрт меня подери, по закону вы оба несовершеннолетние, поэтому, если бы я обвенчал вас, это все равно было бы недействительно, а она… чёрт, вы младший член семьи, и она тоже… я просто не могу так рисковать… — Внезапная мысль, и он посмотрел в сторону берега. — Не раньше, чем я просигналю Кеттереру. Я попрошу разрешения.
— Если вы сделаете это, вы навсегда потеряете перед ним лицо. Если бы он хотел, чтобы вы так поступили, он бы так и сказал.
Марлоу впился в него испепеляющим взглядом. Он перечитал послание адмирала и простонал. Струан был прав. Его будущее тоже лежало на чаше весов. Господь Милосердный, и зачем только я пригласил их сюда! Первым, что он запомнил в своей жизни из напутствий отца, было: «На флоте ты управляешь кораблем по правилам, по уставу, до последней буквы, чёрт подери, если только ты не чертов Нельсон, а за всю историю он был один такой!»
— Извините, старина, нет.
— Вы наша последняя надежда. Теперь наша единственная надежда.
— Извините, нет.
Струан вздохнул и расправил плечи, решив пойти с козырного туза.
— Эйнджел! — крикнул он. Она услышала его со второго раза, вернулась вместе с Ллойдом и встала рядом с ним. — Эйнджел, как бы ты посмотрела на то, чтобы пожениться сегодня, прямо сейчас? — спросил он, глядя на неё с огромной любовью. — Джон Марлоу может провести церемонию, если захочет. Что скажешь?
Восторженное изумление охватило её, и она не слышала, как Марлоу начал говорить, что, к своему глубокому сожалению, он не может, но ему закрыла рот та страстность, с которой она обняла и поцеловала его, потом Струана, потом опять его.
— О да, о да… Джон, как чудесно, вы ведь согласитесь, не правда ли, о, спасибо вам, спасибо, как это замечательно, пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста, — умоляла она, приникая к нему с доверчивостью, перед которой невозможно было устоять. И он услышал свой голос:
— Да, конечно, почему же нет, буду рад, — произнеся роковой приговор себе так сдержанно, как только мог, хотя изнутри был разгорячен больше, чем когда-либо, и по-прежнему намеревался ответить отказом.
Рулевой скрепил договор радостным воплем:
— Трижды ура капитану Марлоу, у нас на борту свадьба!
Обед превратился в шумный и веселый предсвадебный пир: всего два-три бокала вина, только чтобы попробовать и убедиться в его редких качествах, и не слишком много еды, остальное отложили на потом — все трое были взволнованы, возбуждены, всем не терпелось начать. Приняв решение, Марлоу тут же направил корабль в открытое море на всех парусах и стал их самым энергичным сторонником; ему хотелось, чтобы церемония запомнилась и была безупречной во всем.
Однако прежде чем произнести добрачный тост в конце обеда, он сказал с серьезным видом:
— Одному Богу известно, будет ли это действительно законно, но в уставе флота я не могу найти ничего, что говорило бы об обратном или о том, что этого нельзя делать; нет никаких оговорок относительно возраста вступающих в брак, указывается лишь, что оба они должны официально, при свидетелях, заявить о добровольности своего решения и подписать аффидевит, который заносится мною в судовой журнал. Как только мы попадем на берег, разразится гром проклятий или поздравлений, и вам, возможно, придется… возможно, будет разумно пройти ещё и через церковный обряд — обе Церкви и так поднимут сумасшедший крик, узнав о наших с вами усилиях.
Анжелика уловила в его голосе тень сомнения.
— Но, Джон, тут ведь нет ничего недозволенного, правда? Малкольм рассказывал мне о противодействии, а что до отца Лео… — Её носик сморщился от отвращения. — У вас не будет неприятностей, нет?
— Никаких абсолютно, адмирал дал разрешение, — ответил Марлоу с большим благодушием, чем испытывал на самом деле. — Довольно разговоров, пью за ваше здоровье и за будущее потомство!
Анжелика тоже поднесла бокал к губам, но Струан остановил её.
— Извини, дорогая, пить за своё здоровье приносит несчастье, это просто старое поверье, и на кораблях Королевского флота все тосты пьются сидя.
— О, простите. — Она зацепила рукавом бокал, он задел другой, и раздался чистый высокий звон. Тут же Марлоу и Струан протянули руки и заглушили его.
— Извини, дорогая, — пояснил Малкольм, это ещё одно старое морское суеверие. Если звону бокала дать замереть самому по себе, где-то в мире утонет моряк.
— О. — Свет на её лице потух. — Как жаль, что я не знала, столько раз в прошлом…
— Ни о чем не беспокойтесь, — быстро проговорил Марлоу. — Если вы не знали, то тогда и суеверие не срабатывает. Правильно, Малкольм?
— Да, вы снова правы. Я хочу предложить тост, Анжелика. За Джона Марлоу, капитана Королевского флота, джентльмена и лучшего друга, какой у нас есть!
Маленькая каюта наполнилась оживленными голосами и смехом, а потом Ллойд объявил, что на палубе все готово. Поцелуй напоследок, такой нежный, и вот они поднялись наверх и встали там, рука в руке, готовые идти до конца.
Фрегат встал против ветра; его паруса и реи подрагивали. Все свободные от вахты члены команды построились, наглаженные и начищенные по случаю, лицом к полуюту, где Анжелика и Малкольм предстали перед капитаном. По обе стороны от Марлоу занял место почетный караул из двух морских пехотинцев. Капитан открыл Устав флота на нужной странице и дал знак горнисту, который проиграл построение. Боцман дунул в свою дудку, и вся команда встала по стойке смирно.
— Мы собрались здесь как свидетели венчания этих двух людей перед лицом Господа…
Они не замечали качания палубы, не замечали ветра, все чаще налетавшего сильными порывами. На горизонте собрались дождевые облака, пока ещё не угрожавшие им, но потенциально опасные. Небо над ними было все ещё чистым, и Марлоу на мгновение задумался, не была ли такая погода предзнаменованием. Пока что тревожиться не о чем, подумал он. Церемония закончилась быстро и показалась им всем на удивление короткой, а для Струана была почти как внезапно наступившее похмелье. Он воспользовался золотой печаткой со своего мизинца в качестве обручального кольца. Перстень был слишком велик ей, но она крепко прижала его, глядя на него и не веря своим глазам.
— Я объявляю вас отныне мужем и женой.
Они поцеловались под троекратное «гип-гип-ура», и Марлоу выкрикнул:
— Срастить грота-брас! — приказ, означавший раздачу чарки рома всей команде, что вызвало новый взрыв восторга.
— Миссис Струан, позвольте мне быть первым, кто поздравит вас.
Анжелика страстно обхватила его руками за шею, на её щеках блестели слезы радости.