— И когда же наступит этот нужный момент?
— Когда цена акций будет подходящей.
— И сколько же это?
— Мне нужно подумать над этим, Иэн. Данросс понял, что проиграл, но виду не подал.
— Подождешь, пока акции будут продавать почти даром, а потом приобретешь контрольный пакет.
— Компания «Струанз» теперь акционерное общество, хотя с ней связано много других, — сказал Хэвегилл. — Возможно, было бы разумнее прислушаться к тому, что советовали Аластэр и я. Мы указывали, чем ты рискуешь, превращая компанию в акционерное общество. И возможно, тебе следовало посоветоваться с нами, прежде чем покупать такое огромное количество акций. Квиллан, очевидно, считает, что ты у него в руках. А средства твои на самом деле немного рассредоточены, старина. Но бояться не надо, Иэн. Банкротства Благородного Дома мы не допустим.
Усмехнувшись, Данросс встал.
— Без тебя в колонии будет гораздо лучше.
— Что ты говоришь? Я останусь на своей должности до двадцать третьего ноября, — огрызнулся Хэвегилл. — А вот ты можешь вылететь из колонии раньше меня!
— А разве ты не считаешь… — начал было Джонджон, ошеломленный тем, как разошелся Хэвегилл, но осекся, потому что заместитель председателя повернулся к нему.
— Твой срок начинается двадцать четвертого ноября. И то, если назначение будет утверждено ежегодным общим собранием акционеров. А пока банком «Виктория» управляю я.
Данросс снова усмехнулся:
— Не уверен, что это так. — И вышел.
Наступившее молчание нарушил Джонджон, который раздраженно заявил:
— Ты мог запросто созвать экстренное собрание. Ты мог за…
— Вопрос закрыт! Понятно? Закрыт! — Взбешенный Хэвегилл закурил ещё одну сигарету. — У нас свои проблемы, и в первую очередь нужно решать их. Но если этот ублюдок выпутается и на сей раз, я буду немало удивлен. Его положение очень опасное, очень. Об этом проклятом американце и его подружке мы не знаем ничего. Что мы знаем, так это то, что Иэн человек упрямый, самонадеянный и твердолобый. Он занимает не свое место.
— Это не…
— Наше дело — извлечение прибыли, а не благотворительность. Слишком долго слишком многое в наших делах зависело от голоса данроссов и струанов. Если нам удастся получить контрольный пакет, мы станем Благородным Домом Азии — мы! Мы вернем находящийся у него пакет наших акций. Мы тут же уволим всех директоров и назначим новых, мы удвоим наши капиталы, и я оставлю банку славное наследие на века. Вот для чего мы здесь — зарабатывать деньги для нашего банка и для наших акционеров! Я всегда считал твоего приятеля Данросса очень рискованным человеком, а теперь ему скоро крышка. И если в моих силах помочь затянуть на его шее петлю, я это сделаю!
В квартире Марлоу доктор Тули считал пульс Флер Марлоу, поглядывая на старомодные золотые карманные часы. «Сто три. Многовато», — с грустью подумал он, глядя на тонкое запястье, кладя руку назад на простыни и ощущая её жар чуткими пальцами.
Из маленькой ванной вышел Питер Марлоу.
— Ничего хорошего, да? — хрипло спросил Тули.
Питер Марлоу устало улыбнулся.
— Вообще-то, довольно неприятно. Одни колики, а выходит лишь немного жидкости. — Глаза его были устремлены на жену, бессильно раскинувшуюся на маленькой двуспальной кровати. — Как ты, крошка?
— Хорошо, — произнесла она. — Хорошо, спасибо, Питер.
Доктор взял свою старомодную сумку и убрал туда стетоскоп.
— Была ли… была ли кровь, мистер Марлоу?
Питер Марлоу покачал головой и устало присел. Ни он, ни его жена почти не спали. Колики у обоих не прекращались с четырех часов утра и становились все сильнее.
— Нет, по крайней мере, пока. Такое впечатление, что это обычный приступ дизентерии: колики, мороки много, а в итоге почти ничего нет.
— Обычный? У вас была дизентерия? Когда? В какой форме?
— Думаю, энтерическая. Я… я был в плену в Чанги в сорок пятом. На самом деле, между сорок вторым и сорок пятым. Какое-то время на Яве, а большей частью — в Чанги.
— Вот как. О, понятно. Тогда прошу прощения. — Доктор Тули помнил все эти послевоенные рассказы о том, как японская армия обращалась с британскими и американскими военнопленными. — Меня всегда преследовало какое-то странное ощущение, что нас предали, — грустно произнес доктор. — Японцы всегда были нашими союзниками… Они — островная нация, как и мы. Хорошие вояки. Я служил военным врачом у «чиндитов» [224] . Дважды был в деле с Уингейтом. — Уингейт, эксцентричный британский генерал, придумал совершенно необычный способ ведения боевых действий, когда из Индии в джунгли Бирмы, глубокий японский тыл, посылали высокомобильные ударные колонны британских солдат — «чиндитов» — и сбрасывали им продовольствие и боеприпасы с самолётов. — Мне повезло: вся эта «чиндитская» операция была делом довольно рискованным. — Рассказывая, он смотрел на Флер, взвешивал симптомы, мобилизуя весь свой опыт, пытаясь поставить диагноз, распознать врага среди мириадов возможных, прежде чем тот причинит вред плоду. — Проклятые самолёты никогда не сбрасывали груз для нас куда надо.
— Я знал пару ваших парней в Чанги. В сорок третьем или сорок четвертом году — точно не помню. И имен не помню. Их отправили в Чанги сразу после того, как они попали в плен.
— Значит, это был сорок третий, — нахмурился доктор. — В тот год японцы почти сразу обнаружили целую колонну и устроили на неё засаду. Эти джунгли, если вы там не были, просто что-то невероятное. Большую часть времени мы даже не понимали, на кой черт нас туда забросили. Боюсь, немногие из наших ребят выжили, чтобы попасть в Чанги. — Славный старичок, с крупным носом, редкой шевелюрой и теплыми руками, доктор Тули улыбнулся, глядя на Флер. — Так, юная леди, — начал он своим добрым хрипловатым голосом, — у вас небольшая тем…
— О… извините, доктор, — вдруг перебила она его, побледнев, — думаю… — Она вскочила с кровати и неуклюже поспешила в ванную. Дверь за ней закрылась. Сзади на ночной рубашке проступило пятнышко крови.
— Как она, нормально? — спросил Марлоу с застывшим лицом.
— Температура сто три [225] , пульс высокий. Может, просто гастроэнтерит… — Доктор взглянул на него.
— А гепатит не может быть?
— Нет, прошло слишком мало времени. Инкубационный период при гепатите — от шести недель до двух месяцев. Боюсь, что его призрак висит над каждым. Уж извините. — Дождь с новой силой забарабанил по стеклам. Доктор посмотрел в окно и нахмурился, вспомнив, что не сказал про угрозу гепатита Данроссу и американцам. «Наверное, лучше их не беспокоить. Поживем — увидим. Судьба», — подумал он. — Вот через два месяца будем знать точно. Уколы вам обоим сделаны, так что насчет тифа тревожиться нечего.