— Сколько различных препаратов нужно будет применять?
— Три: один для сна, второй для пробуждения и, наконец, пентотал-V6. Кстати, до использования его нужно хранить в прохладном месте.
— Внутривенно только последний?
— Да.
— Хорошо, тогда запиши это все. Сейчас. Бумага есть?
Коронский кивнул и вытащил из заднего кармана брюк небольшую записную книжку.
— Как вам — по-русски, по-английски или стенографически?
— По-русски. Метод «пробуждение-сон-пробуждение» описывать не надо. Я применял его много раз. Только последнюю стадию. И не упоминай пентотал-V6, пиши просто «лекарство». Понятно?
— Да.
— Хорошо. Когда напишешь, положи вот сюда. — Он указал на небольшую стопку старых газет на изъеденном молью диване. — Во вторую сверху. Я заберу это позже. Что касается химикатов, на первом этаже отеля «Девять драконов» есть мужской туалет. Прикрепи их липкой лентой к нижней стороне крышки бачка в первой кабинке справа. И прошу быть в своем номере сегодня в девять вечера на случай, если мне понадобятся какие-нибудь разъяснения. Все понятно?
— Конечно.
Суслев встал. Коронский тут же последовал его примеру и протянул руку.
— Счастливо, товарищ капитан.
Суслев вежливо кивнул ему, как низшему по званию, и вышел. Дойдя до конца коридора, он отворил покосившуюся дверь и взобрался вверх по лестнице на крышу. На свежем воздухе русский почувствовал себя лучше. Его мутило от затхлого духа, стоявшего в комнате, и запаха, который исходил от Коронского. Манило море, широкий чистый простор, запах соли и водорослей. Здорово будет снова оказаться вдали от земли. Только океан и корабль позволяют оставаться в своем уме.
Как и на большинстве гонконгских крыш, здесь было полно самодельных жилищ — это сдаваемое в аренду пространство служило единственной альтернативой голым грязным склонам далеко на Новых Территориях, холмах Коулуна или острове Гонконг, где гнездились поселки переселенцев. Каждый дюйм городской земли давно уже был занят нахлынувшим потоком иммигрантов. И везде переселенцы проживали по большей части нелегально, как и в таких халупах на крышах, несмотря на все запреты и увещевания властей. И власти мудро предпочитали не замечать нарушений, потому что куда ещё было деваться этим несчастным? Ни канализации, ни водопровода, никакой, даже элементарной гигиены, но все лучше, чем остаться на улице. Избавиться от мусора, помоев и нечистот можно было лишь одним способом — сбросив или выплеснув их с крыши. Поэтому гонконгские янь никогда не ходили по тротуару, даже если таковой имелся, а старались держаться середины мостовой.
Суслев пробирался по крыше, нагибаясь под бельевыми веревками, переступая через самое разное барахло, обломки жизненных крушений, безразличный к несущимся ему вслед грязным ругательствам, которые автоматически вырывались у здешних обитателей, и умиляясь на мальчишек, что бежали перед ним с криками: «Гуйлао, гуйлао!», смеялись и указывали на него пальцами. Он уже достаточно много времени провел в Гонконге, и денег им не давал, хотя они казались такими трогательными в своей бедности и беззаботном веселье, он лишь добродушно поругивал их в ответ и ерошил попавшиеся под руку стриженные «ежиком» головы.
На дальнем конце крыши торчал, как старинная дымовая труба, вход в обитель Джинни Фу. Дверь была полуотворена. Он спустился вниз.
— Привет, Греги, — проговорила запыхавшаяся Джинни Фу. Как и было велено, она облачилась в непритязательную одежду кули. На спине у неё висела большая коническая шляпа из соломы, руки и лицо она измазала грязью. — Ну, как я смотрюсь? Как кинозвезда, хейя?
— Просто Грета Гарбо, — усмехнулся он, а Джинни бросилась к нему и заключила в объятия.
— Хочешь ещё «джиг-джиг» перед тем, как идем, хейя?
— Nyet. В следующие несколько недель времени у нас будет хоть отбавляй. Хоть отбавляй, хейя? — Суслев опустил её на землю. На рассвете он занялся с ней любовью, но скорее чтобы доказать, что он мужчина, а не по желанию. «Вот в чем проблема. Желания нет. Скучно с ней». — Ну, ты поняла, какой план, хейя?
— О да, — величественно произнесла она. — Я нахожу склад номер семь, смешиваюсь с грузчиками-кули и вместе с ними тащу мешки на корабль. Когда поднимаюсь на борт, иду дверь против трапа, вхожу и даю бумагу. — Она вытащила бумагу из кармана, чтобы показать, что та у неё, в целости и сохранности. На бумаге было написано по-русски: «Каюта 3». Борадинов должен будет ждать её. — В третьей каюте можешь принять душ, переодеться одежду, которую ты покупать, и ждать. — Ещё одна улыбка во весь рот. — Хейя?
— Отлично. — Одежда стоила гроши и избавляла от необходимости что-то брать с собой. Без багажа все гораздо проще. Багаж могут заметить. Джинни ничем не должна привлекать внимание.
— Ты уверен, что ничего не нужно взять с собой, Греги? — волнуясь, спросила она.
— Нет, только какую-нибудь косметику, женские штучки. Все в кармане, поняла?
— Конечно, — надменно произнесла она. — Что я, глупая?
— Хорошо. Тогда вперед. Она ещё раз обняла его.
— О, спасибо за отпуск, Греги. Я буду самой лучшей из самых лучших. — И она ушла.
После встречи с Коронским Суслеву страшно захотелось есть. Подойдя к обшарпанному холодильнику, он порылся там, нашел шоколадные конфеты. Сжевал одну, зажег газ и стал жарить яичницу из нескольких яиц. Снова нахлынуло беспокойство.
«Не волноваться, — приказал он себе. — План сработает, Тайбань будет у тебя в руках, а вызов в Главное управление полиции — лишь рутинная проверка.
Отставь все в сторону. Подумай о Джинни. Может, в море с ней будет не так скучно? Пока не придем в порт, ночью буду развлекаться с ней — не каждую ночь, конечно, — а днем с Тайбанем. Его я выпотрошу, а она растворится в новой жизни, и опасность исчезнет навсегда. Тогда я поеду к себе на dacha, где меня будет ждать эта мегера Вертинская. И мы с ней схлестнемся, она станет костить меня последними словами, пока я не взбешусь и не сорву с неё одежду, может, снова возьмусь за плеть, а она начнет отбиваться, пока я силой не войду в неё и не взорвусь у неё внутри, возможно вместе с ней, Kristos, вот бы так было каждый раз. А потом буду спать, не зная, убьет она меня во сне или нет. Но её предупреждали. Если со мной что-то случится, мои люди отдадут её и всю её семейку прокаженным на восточной окраине Владивостока».
По радио начался выпуск семичасовых новостей на английском языке: «Доброе утро. Говорит радио Гонконга. Снова ожидаются сильные дожди. Банк „Виктория“ официально подтвердил, что принимает на себя все обязательства банка „Хо-Пак“ перед клиентами, и просит вкладчиков, которые хотят снять со счетов свои деньги, в понедельник без всякой паники встать в очередь и получить их.
В течение ночи по всей колонии имели место многочисленные земляные и грязевые оползни. Больше всего пострадали зона поселка переселенцев над Абердином, Сауминбин [336] и терраса Суйфэй в Ваньчае, где из-за шести значительных оползней повреждены здания. Как стало известно, общее число погибших достигло тридцати трех, и есть опасения, что многие остаются погребенными под завалами.